Педагогический дуэт: знакомим с лучшим учителем России Олегом Янковским и его второй половиной
М. Баченина:
- Здравствуйте, друзья. В эфире «Родительский вопрос». У микрофона Мария Баченина и Александр Милкус. Сегодня у нас в гостях пара. Это не просто два человека, два эксперта, два больших специалиста, а в прямом смысле этого слова. Итак, учитель русского языка и литературы школы МИДа в Иранской Республике, победитель конкурса «Учитель года-2023» Олег Янковский. Олег Игоревич, здравствуйте.
О. Янковский:
- Здравствуйте. Рад всех видеть и слышать.
М. Баченина:
- А также его вторая половина, его жена, но и самостоятельная единица, учитель русского языка, литературы школы МИДа в Иранской Республике, победитель конкурса «Учитель года-2020» в Саратове Людмила Янковская. Людмила Сергеевна, добро пожаловать, здравствуйте.
Л. Янковская:
- Здравствуйте.
А. Милкус:
- Ты два раза назвала должность. У них одна должность на двоих или двое занимают одну должность – учитель русского языка и литературы школы МИДа в Иране. Познакомившись с «Лучшим учителем года России» Олегом Игоревичем Янковским, я понял, что нужно в эфир приглашать его вместе с супругой. У меня вообще есть стойкое убеждение, что за каждым успешным мужчиной обязательно стоит успешная и продвинутая женщина. И за каждой успешной женщиной всегда находится надежный, уверенный мужчина. Вот такие я исповедую семейные ценности. И когда мы с Олегом говорили в предыдущих наших встречах, он очень много рассказывал про Людмилу и про ее роль в его победе на конкурсе «Учитель года». Поэтому, конечно, мне хотелось познакомиться и с Людмилой. Тем более что в конкурсе учителей первой победила она. Я так понимаю, что и на конкурсный путь настроила супруга она. Поэтому я заранее попросил приготовить такую визитку. Ну, кто лучше знает свою вторую половину, как не первая? Поэтому я попросил ребят представить друг друга нашим слушателям и зрителям. Людмила, давайте с вас начнем. Что вы знаете хорошего про Олега?
Л. Янковская:
- Олег Янковский – это мой любимый человек, на протяжении 8 лет это мой супруг и по совместительству мой коллега. Мы с ним работаем и живем вместе, но, тем не менее, мне всегда не хватает общения с ним, всегда кажется, что что-то я упускаю. Это мой камертон и моя опора в профессии и в повседневной жизни. Если говорить о профессии, то это мой ориентир в том, как создавать безопасное пространство, как создавать абсолютное ощущение принятия на уроках, во внеурочной деятельности даже у тех ребят, кто с этим испытывает проблемы. И так счастливо совпало, что в повседневной жизни это тоже тот человек, который мне, как и моим ученикам, это чувство безопасности дарит.
А. Милкус:
- То есть главное – безопасность?
Л. Янковская:
- Да, комфорт.
А. Милкус:
- Безопасное пространство.
Л. Янковская:
- Да, абсолютно.
М. Баченина:
- А спасает от кого, от учеников или от завучей каких-нибудь?
Л. Янковская:
- Мне безопасно в том смысле, что мне абсолютно понятно, что все будет хорошо. Это еще и человек совершенно уникальный, такое заезженное качество, но совершенно уникальной доброты. Доброты в том смысле, что ты не растворяешься в человеке, ты в нем почему-то видишь отражение только своих положительных сторон. Это работает с детьми, это работает с взрослыми, и так как мы все-таки большее время вместе проводим, это работает и со мной. И это та безопасность, о которой я говорю. Ты отражаешься в человеке, и ты видишь в себе доброе и лучшее.
А. Милкус:
- То есть тыл.
Л. Янковская:
- Да.
М. Баченина:
- Я думаю, надо эстафетную палочку передавать Олегу Игоревичу.
О. Янковский:
- Ну да, как я вчера текст Людмиле написал, так она и сказал. Я очень рад, что большая часть обязательных пунктов была отражена. На самом деле рядом со мной сидит не просто жена, это тот самый случай… Поэты, творцы всегда опираются на музу и всегда говорят, что это дама очень капризная, вдохновение может прийти, уйти. Мое вдохновение всегда рядом со мной, я всегда могу созвониться, обратиться к этому человеку, и Людмила, как неиссякаемый источник, будет выдавать идеи, будет помогать обкатывать мои, обсуждать их, будет поддерживать чисто эмоционально, когда необходима эта поддержка. Мне кажется, самое важное для меня было… Я очень рад и благодарен за возможность вместе нам поприсутствовать на этом эфире, потому что я и был убежден, и сейчас убежден, что Людмила – это ровно тот человек, который нужен профессиональному педагогическому сообществу. Потому что я считаю, что ее инструментарий гораздо шире и богаче моего, у нее есть гораздо больше того, чем она может поделиться. И это тоже все с большой добротой, с большой поддержкой, для детей в первую очередь. Она всегда много трудится и заражает этим меня, является примером для меня в этом смысле. Потому что я такой работоспособностью не обладаю, у меня это какими-то определенными рывками происходит. Для меня это пример во многом.
М. Баченина:
- Я хочу «прицепиться», так сказать, к фразе. А какие люди нужны педагогическому сообществу? Мне нарисовался вот такой портрет, который вы только что описали. Что каждый вечер Людмила садится со стопкой тетрадей, начинает что-то готовить. Я это наблюдала все свое детство, как моя мама, когда не было компьютеров, интернета… И я думала: боже, какая же тоскливая работа, никакой свободы.
А. Милкус:
- Ты скажи, что мама у тебя – учитель.
М. Баченина:
- Да, у меня мама – учитель истории и педагогики. И я все время думала: ну, ни за что не буду учителем, это же просто никакого задора, ничего нет. А потом, когда я впервые стала подрабатывать репетитором, и мне стали говорить: «Ты прирожденный учитель», я перекрестилась и поняла, что можно и с задором. Давайте по-серьезному. Все-таки какие люди нужны профессиональному педагогическому сообществу, на ваш взгляд?
Л. Янковская:
- Вы сказали «серьезно», а мне кажется, что здесь как раз несерьезно. Есть такая распространенная шутка в интернете, когда психолог говорит своему клиенту: «Это нормально?» - «Нормально». – «А точно?» - «Точно». – «А не осудят?» Ну, и далее по тексту. Мне кажется, что у каждого, в том числе начинающего педагога, но того, кто свой определенный ресурс этой тоскливости, о которой вы сказали, которая, безусловно, есть в профессии, рутина, которую наработал, нужно, чтобы был человек, который будет ему это постоянно напоминать. Что вот это нормально, и это тоже нормально, что и ошибки можно допускать. У меня есть большая подмога в виде моих замечательных друзей-психологов, которые сказали мне: «Если ты продолжаешь делать что-то, что опасно для детей, но ты уже осознаёшь это, ты делаешь это осознанно, тогда это плохо. А если ты только нарабатываешь и делаешь первые ошибки, возможно, где-то приносишь вред по незнанию, тогда это можно себе отчасти простить и отпустить со временем». Мне кажется, вы, может быть, такой человек, который покажет, что многое нормально на самом деле. Это очень важно – снижать напряжение, и после того как это напряжение снижается, появляется этот задор, о котором вы очень верно сказали.
А. Милкус:
- А как вы нашли друг друга? Олег рассказывал, что он обратил внимание на Людмилу только на третьем курсе. А где вы были первые два курса?
О. Янковский:
- Неправда. На самом деле я обратил внимание не то что на первом курсе, а 1 сентября первого курса. Просто мы в группе были лучшими студентами, и две такие яркие звездочки, им очень тяжело было рядом находиться, мы друг друга подкалывали первые два курса, как-то несколько натянутыми были наши отношения, хотя очень доброжелательными, мы вместе были в экспедициях, вместе участвовали в конкурсах, но именно симпатии какой-то не возникало. А после, это была диалектологическая экспедиция, помню, мы приехали в деревню Дубровка, милое село…
М. Баченина:
- На такси до Дубровки?
О. Янковский:
- Да. Там мы ночевали вместе, и когда я проснулся и увидел, как Людмила спит, она мне показалась такой беззащитной, очень милой. И тогда, наверное, первая симпатия и появилась.
Л. Янковская:
- А меня мама с Олегом познакомила. В августе, когда я поступала в педагогический, она мне сказала: «Ты представляешь, с вами будет учиться Олег Янковский». Я говорю: «Мама, а это кто?» И только потом до меня дошло, что она имеет в виду, что это почти полный тезка актера Олега Янковского. И как-то так кармически получилось, что мама моя первой почувствовала, что этот человек мне подходит. Ну, и потом еще моя бабушка сказала: «Нам подходит, мы берем». И тогда я поняла, что всё, это точно абсолютно, в общем, можно брать.
А. Милкус:
- А как вы выбрали профессию, почему поступили в педагогический вуз?
Л. Янковская:
- У меня эта история из разряда того, что я всегда осознанно испытывала большую тягу к тому, чтобы находиться с детской энергией, то есть детей, о которых говорят: ой, такой взрослый не по годам. Многим родителям, наверное, понятно, что за этим не всегда стоит что-то очень доброе и позитивное, порой это такой не очень детский опыт, прожитый в жизни. Мне всегда было очень легко, будучи подростком, ребенком в предпубертате, находить общий язык с детьми чуть более младшего возраста. Мне нравились эти замечательные игры в школе, какие-то журналы составляла. Но когда я выросла и думала о том, куда поступать, в один вечер ко мне подошла мама и спросила: «Куда пойдешь?» Я говорю: «Я в пед пойду». Я не думала об этом ни дня, ни секунды. У меня не было мечты стать учителем, у меня нет никакой педагогической династии. Просто когда мама задала мне этот вопрос, откуда-то на поверхность всплыл этот, наверное, детский ответ. Потому что с тех пор, как я впервые какие-то педагогические опыты свои ставила на более младших ребятах, эта мысль меня не преследовала, это не было моей голубой мечтой. Просто это был такой ответ на вдохновение. И потом, когда мы ждали результаты о поступлении, я ни секунды не сомневалась. И когда мне позвонили (тогда еще были домашние телефоны), мне сказали: «Вы поступили», я говорю: «Ну, ладно». Мама спрашивает: «Кто звонил?» Я говорю: «Ну вот, сказали». Она радуется, а я подумала, что так и должно было быть. А почему нет? Все сложилось так, как сложилось. Вот это было и осознанное, и абсолютно неосознаваемое решение, просто оно откуда-то пришло, и я не ошиблась, к счастью.
М. Баченина:
- Русский язык и литература, я считаю, это один из самых сложных предметов в школе.
А. Милкус:
- Я бы добавил. На филологию мальчики практически не поступают. В филологических группах, что в МГУ, что в педагогических, мальчиков практически нет. Я как человек, у которого первое экономическое образование, у меня тоже в группе было два мальчика и 24 девочки, я знаю, что это.
М. Баченина:
- Что же, Людмила пошла туда, где женихов нет?
А. Милкус:
- Я думаю, что тогда об этом не думали. Хотя жених нашелся.
М. Баченина:
- Вы любили этот предмет в школе? Он очень сложный, я к этому веду. Сложно поступить, сложно учиться, можно просто потерять интерес, тот самый задор, с которого я начала.
О. Янковский:
- Я его, наоборот, приобрел. Потому что когда я учился в школе, у меня была орфографическая зоркость, я довольно много читал, поэтому мне удавалось грамотно писать сочинения, диктанты, у меня неплохо был подвешен язык, что в письменном смысле, что в устном. На этом уровне был мой русский язык и литература. Литература вообще в принципе была в упадке, я так теперь считаю, потому что понимаю, чему я сейчас учу детей, как они читают. Это не сравнить со мной с тем. Мне пришлось читать большую часть произведений, уже когда я пришел в институт, и там мы изучали на парах. Те преподаватели, которые нас учили в замечательном Саратовском педагогическом институте, который потом стал частью Саратовского государственного университета, им удалось во мне пробудить интерес не только к языку, к которому я больше был склонен (первая энциклопедия «Я познаю мир», который у меня появилась, по удивительному стечению обстоятельств была именно «Русский язык»), но и к литературе. Я литературу с большим удовольствием читал, читал зарубежную литературу, русскую классику я заново для себя открывал. «Мертвые души» на втором курсе института мне дались впервые так, чтобы я их прочувствовал, понял, и до сих пор я эту книгу не прочитал, по всем этажам прогулявшись. Наши преподаватели запустили очень важный процесс постижения культуры.
М. Баченина:
- А как вы сейчас применяете эти знания, я бы сказала, сакральные? Вы сказали очень важную для меня вещь – что вы поняли иначе произведение. Это то, что я тоже успела почувствовать в своей жизни, так как не вчера закончила школу. А как вы этот свой жизненный опыт применяете, когда преподаете ту же самую русскую классику своим ученикам, осознавая, что они по годам еще не способны что-то понять? Знаете, как классический вариант чтения «Мастера и Маргариты» Булгакова. Сначала все про любовь, через несколько лет – все религиозные части, а потом уже, когда-то, если случится, целиком.
А. Милкус:
- Так же, как и «Война и мир». Девочки читают про любовь, мальчики – про войну.
Л. Янковская:
- Нам в этом смысле, наверное, очень повезло с детьми. У нас есть замечательные строчки такие – «Вы прекрасный учитель, запомните это, и у вас потрясающие ученики». У нас это абсолютно точно так.
А. Милкус:
- Это девиз конкурса «Учитель года».
Л. Янковская:
- К вопросу о том, как это удается. Вчера на дискотеку два человека у нас пришли, когда мы поставили задачу прийти в мистических образах, в костюмах Маргариты из «Мастера и Маргариты» и Азазелло. И еще одна девочка в приличном, скажем так, образе и воплощении Геллы пришла. Это было, наверное, показательно. Мы еще даже не проходили, не изучали. Я бы попросила Олега сказать о русском языке как о системе. Не знаю, может быть, нам безумно везет, может быть, мы как-то научились этим заражать, потому что нас этим когда-то заразили. У Олега есть уникальная способность показывать, что русский язык – это система, это история. Он очень хорошо владеет языком на всех его уровнях. Мне кажется, что гораздо сложнее как раз не литературой, а русским языком ребенка заинтересоваться. Олег, мне кажется, об этом скажет гораздо интереснее, чем я.
О. Янковский:
- Что касается литературы, я эту мысль уже высказал. Литературное произведение – это многоэтажное здание, по моему глубокому убеждению. Поэтому если вдруг мы с учениками прогуляемся по двум этажам, а потом они откроют третий, четвертый и т.д., это замечательно. По уровню детей всегда понятно, стоит ли их приглашать на другие этажи вообще, нужна ли эта прогулка или стоит ограничиться обсуждением сюжета, героев, их характеристик и его прочего. Тонкости интерпретации зависят только от того, насколько есть время и насколько есть отклик душевный у ребят.
Что касается языка, моя диссертация была посвящена истории языка. Когда язык оживает, когда он предстает перед учениками не набором правил, которые нужно выучить просто потому, что нужно выучить, а этой стихией, этой рекой, которая откуда-то течет, из глубины веков… В XI веке появилась письменность у русских людей, тысячу лет уже этой письменности мы наблюдаем, и она течет куда-то. Мало равнодушных остается, когда ты показываешь им эту реку. Как Бродский говорил, припадаю к народу, припадаю к великой реке, пью великую речь, говорю на ее языке. Мне кажется, когда ты показываешь эту великую реку, это заинтересовывает само собой.
А. Милкус:
- Вы оба – кандидаты филологических наук. Это такая серьезная научная история. Насколько я помню, Олег защищался по языку, а Людмила – по творчеству Прилепина. Что вам дало и как вы успели, работая в школе, еще и кандидатскую защитить? Такой симбиоз, сочетание школьного учителя и исследователя – это тоже непростая история.
О. Янковский:
- Я думаю, каждый за себя скажет. Я, во-первых, хочу вспомнить ваши слова, Александр Борисович. Вы сказали, что это учитель новой формации. Мне кажется, это так. Вообще конкурс «Учитель года», когда я участвовал в этом году, один из членов жюри, кажется, выразился, что нам нужно делать отдельный конкурс для учителей – кандидатов наук, потому что их становится все больше на конкурсе, и они всё более конкурентоспособны по сравнению с обычными учителями.
Мне защита диссертации дала, во-первых, серьезный толчок, для того чтобы мы с ребятами могли проектную деятельность на уроке реализовать. Потому что я знаю больше научной литературы, больше авторов, к которым можно обратиться, больше читал научно-популярной литературы, поэтому могу эти источники дать им в качестве исследования, для того чтобы они к ним обратились. У меня появился целый ряд примеров, убедительных, живых, которые я могу приводить из собственной работы, и буду звучать грамотно, компетентно, потому что я сам исследовал эту область. Это мне дало бОльшую системность мышления. Потому что как раз представить язык как систему, как путь от звука до текста или гипертекста – это только аспирантура могла помочь.
Что касается организации этого вопроса, в данном смысле нам администрация саратовского лицея пошла навстречу. Мы обучались в очной аспирантуре. Я не знаю, нам так повезло или аспирантура так организовала хорошо, что она проходила чаще всего во второй половине дня. Поэтому мы проводили уроки и ехали спокойно на занятия, 2-3 пары отсиживали и возвращались домой. Но также администрация нашего лицея нам дала методический день, то есть освободила его, мы могли дома готовиться. Ну, и когда наступало лето, это было время, когда мы запирались в комнате вдвоем и сидели, обменивались идеями, писали диссертацию. Три года, до 18-го, мы писали летом чаще всего диссертацию.
А. Милкус:
- Людмила, почему выбор Прилепина и вообще такое литературоведческое исследование?
Л. Янковская:
- Мы с Олегом два таких продукта своих научных руководителей. Мой научный руководитель Лариса Владимировна Зимина, она занимается современной литературой, и она мне Прилепина подсказала, и мы с ней как-то по этому пути пошли вместе. Не знаю хорошо это или плохо, это отчасти была история про то, что, может быть, как-то отдать дань своим научным руководителям, они очень много в нас вложили. И это был как бы последний такой готовый продукт, который мы с Олегом могли им оставить в наследство. А в целом мне кажется, что молодой учитель должен быть очень вовлечен, в том числе в какое-то медиапространство, литературное или языковое пространство, для того чтобы оставаться интересным ученикам. Как сказал Лев Толстой, спокойствие – это душевная подлость. Мое глубокое убеждение, что молодой учитель должен быть занят всегда, 24 часа в сутки ты должен посвящать, в том числе, изучению своего предмета, стараться при этом оставлять в выходные дни время, для того чтобы быть в семье, в своих каких-то увлечениях. Но мне повезло, мои увлечения почти на 100 процентов совпадают с моей работой. Интереснее всего мне для работы что-то новое искать, какие-то идеи, какое-то вдохновение в жизни.
М. Баченина:
- Притом, что существует стандарт образования, и понятно, как преподавать тот или иной предмет, то или иное произведение, находя некое вдохновение, о котором вы только что сказали, в неком источнике, как вы понимаете, что вы можете ему доверять, что это не будет чем-то раскольническим в системе образования? Может быть, вам это понравится, а на самом деле это нельзя. Это первое. И сюда же еще вопрос. Есть ли сегодня на уроках литературы некая свобода? Мы с Александром Борисовичем говорили с Александром Оджо про плюрализм мнений на уроках истории. Мне интересно, существует ли нынче плюрализм мнений на уроках литературы?
А. Милкус:
- Перехожу на русский язык. Маша имеет в виду, что есть единые стандарты и рабочие тетради, вам спущены эти уроки. А где творчество, как вы это совмещаете?
М. Баченина:
- И можно ли ученикам сказать, отталкиваясь от того, что мне нравится этот герой, а у вас где-то стоит галочка, что он – негодяй, что вы будете делать?
Л. Янковская:
- Если говорить про защиту диссертации, аспирантуру, это большая школа, где ты учишься правду от кривды отличать. И за эти, пусть даже недолгие 3 года, но если туда 5 лет классического вузовского образования добавить, то получается неплохой срок, у тебя вырабатывается, во-первых, внутреннее ощущение, что можно, что нельзя, что нужно, что пока еще не нужно, или, может быть, этому черед не придет никогда в рамках уроков. Это, правда, очень хорошая школа в этом смысле, и современные психологи сейчас об этом говорят. И мне удается ребят в этом убеждать, когда эти вопросы извечные про пользу высшего образования поднимаются, детей обычно очень убеждают мои слова о том, что это отличная школа жизни, это умение выбирать важную и нужную информацию. То есть во время лекций тебе, так или иначе, на протяжении всех 5 лет нужно понимать, что нужно, а что не нужно, и ты умеешь анализировать и интерпретировать информацию уже на подлете. Это великолепное умение, великолепная способность на всю жизнь. Так же, наверное, это работало и с выбором того, что тащить на урок, а что не тащить.
По поводу того, какая есть галочка, что можно и что нельзя. Есть тоже очень успокаивающее детей понятие об авторской позиции. Это очень хорошо ложится на ЕГЭ по русскому языку, и мы здесь всегда говорим: есть авторская позиция, и ее можно попробовать отыскать. Не всегда мы приблизимся к Толстым, Гоголям, Горьким, Чеховым и т.д., но мы попробуем. И их это вполне себе усмиряет. Я в последнее время не нахожу противников, которые про эти пресловутые синие занавески говорят, я рада, что современные дети прекрасно всё про синие занавески понимают, про то, что в этом есть какой-то символизм и т.д.
М. Баченина:
- Для тех, кто «не в танке», поясните про синие занавески.
Л. Янковская:
- Есть такая распространенная шутка о том, что учителя в школе пытаются донести, что синие занавески обозначали какое-то беспокойство, холодность в душе героя, а по факту синие занавески – это просто синие занавески. В действительности отличать просто синие занавески от не синих занавесок – это, наверное, большая наша задача. Есть понятие об авторской позиции. Мы можем попробовать понять, что совпадает, что нет, а потом уж дети делятся своим мнением. Это абсолютно нормально. И мы можем, опять же, понимать, что из этого стоит выносить на общий суд, например, в сочинении, а что мы можем в рамках урока обсудить и этим вполне довольствоваться.
О. Янковский:
- Когда мы работаем с ребятами на уроке литературы, я говорю, что не может быть двух мнений по поводу того, что такое метафора или литота, но может быть сколько угодно мнений по поводу того или иного героя. У меня установка такая. Если ребенок имеет мнение и может подтвердить его текстом, и я буду убежден этой точкой зрения, значит, эта точка зрения абсолютно состоятельна, даже если я с ней не согласен. Так работает, по сути, вся литературная интерпретация. У нас бы не появлялись новые пушкинисты, если бы старые сказали всё и полностью интерпретировали Пушкина. Все знакомые произведения получают совершенно иную трактовку даже после того, как Юрий Михайлович Лотман, по сути, проработал всего «Евгения Онегина».
Л. Янковская:
- У Олега есть еще такой классный прием, я у него его позаимствовала. Обычно все то, что нам мешает, нам нужно сделать своим союзником, тогда все будет замечательно. У детей в последнее время все меньше и меньше остается причин для бунта, потому что все, что с этим бунтом связано, мы на уроки тащим. Например, Олег находит на ответах Mail.ru какую-нибудь спорную точку зрения либо находим что-то в комментариях где-то, показываем это детям, и они уже над этим сами смеются. То есть то, что они могли бы протащить на урок и сказать, что это совершенно не то, мы им показали, сняли тем самым напряжение, и уже теперь остается только интерпретировать и спорить дальше не о чем, все мы начинаем говорить об одном и том же.
М. Баченина:
- Вы говорите так, как будто ваши ученики, о которых я услышала, вы сказали, что вам очень повезло, я не подвергаю это сомнению, но, при всем уважении, не могу я поверить. Такое ощущение, что они читают с утра до вечера. Я вчера услышала дома такую фразу: «Мама, там еще несколько глав, в этих «Алых парусах». Я устал». Я думала, что с этим только я сталкиваюсь, а оказалось, очень многие читают (я имею в виду технику чтения, от чего зависит интерес к тому или иному произведению) хуже, года на два отстают. У вас какая-то спецшкола, что ли?
Л. Янковская:
- Действительно, все зависит от того, как вы читаете на уроке, и какие вы ставите задачи перед ребенком. Ну, невозможно не прочитать еще раз внимательно первые главы «Мастера и Маргариты», если ты задаешь детям банальный вопрос: простите, какая Пасха празднуется в «Мастере и Маргарите», если Иисус еще не существует? Может быть, действительно так везет, может быть, дети у нас с критическим мышлением.
Может быть, это какое-то мое ложное убеждение, но у нас такой хороший конгломерат сложился, что детям иногда стыдно не читать. Потому что, во-первых, нужно будет принять участие в общем обсуждении. А если тебе нечего сказать, ты себя некомфортно чувствуешь. У нас дети к этому адаптированы, у нас небольшая школа, мы постоянно устраиваем ораторские состязания, дебаты. И каждый раз мы с Олегом из урока в урок говорим: если ты плохо говоришь, в современном мире ты неинтересен. Если дети приходят с вопросом «Что делать?» - читать много текстов, читать, преодолевая себя.
У нас есть общие проблемы, есть проблема того, что дети плохо читают. Если это еще маленькие дети, мы читаем на уроке, и читаем, находя какие-то подарочки в тексте, что интересно будет детям, что они возьмут домой. Удается как-то родителей приобщать к этому. Многие родители такие мини-вечера устраивают семейного чтения, и дети там эту традицию продолжают. Это большая проблема на самом деле.
Вопрос о том, что детям многое может быть непонятно, он тоже легко решается. Мы каждый раз стараемся будить это детское любопытство: «Почему тебе неинтересно? Давай на уроке раскопаем 5 слов, а дома раскопайте еще 6». Соревнование какое-то устроим, дети будут наперебой кричать, что я теперь знаю это слово. Потом попробуем это слово ввести в обиход, на уроках его использовать. Так или иначе, какой-то страх перед этим пропадает. У современного ребенка совершенно точно сформирован страх. Если это нельзя получить прямо сейчас, как в компьютерной игре или в игре в телефоне в виде бонуса, я не буду ради этого стараться. Но если показать, что это старание окупается, и что путь к раскопке порой бывает даже интереснее, чем бонус какой-то за это, постепенно это переламывается. Читают на самом деле. Буквально вчера у нас был конкурс ораторского мастерства, где ученица сказала о том, что ее, может быть, раздражает, что иногда родители… Она говорит: «А у вас бывает так, что родители заходят к вам в комнату, кидают книгу и говорят: на, читай? И ты не можешь объяснить, что тебе это неинтересно, я хочу читать свое». И это ребенок, который читает у меня в классе больше всех. Наверное, этим и заражаешь, какой-то интеллектуальностью, интеллигентностью. Обычно мы с детьми говорим: а чем вы удивите в современном мире? Если ты будешь ехать лысый в вагоне метро, рядом с тобой будут 5 человек сидеть, они тоже будут лысые, то у них еще и череп будет окрашен в голубой, розовый и все цвета радуги. И тогда между вами будет заметна разница, только когда вы откроете рот. Ну, пока они на это ведутся. Может быть, они просто еще маленькие.
А. Милкус:
- У меня вчера был очень непростой разговор в Высшей школе экономики, где я работаю. Я достаточно жестко, требовательно относился к студентам, которые пришли в проект, очень жестко с ними разговаривал. В общем, мне выставили большой список с этими словами, которые я до сих пор освоить не могу, типа газлайтить, то есть унижать и т.д.
М. Баченина:
- Это ученики ваши выставили?
А. Милкус:
- Это студенты и поддерживающий их преподаватель как раз возраста Олега и Людмилы сказал: «Ну как же вы так можете, они же переживают, а вы так с ними…» В общем, мне сказали, что мне не хватает софтскилов, для того чтобы с первокурсниками общаться, их надо гладить по головке, нежно разговаривать, и глупо требовать что-то. Я говорю: «Как они потом в жизнь-то выйдут?»
М. Баченина:
- Давайте будем правдивы. Вы же не заканчивали курсы по soft skills…
А. Милкус:
- Нет, не заканчивал. И я их газлайчу.
М. Баченина:
- У меня вчера появился студент тоже из Высшей школы экономики. И я его все время поправляла, что не надо говорить «мы потребляем контент». У вас там тоже такие – потребляем контент, газлайтить?
Л. Янковская:
- Мне кажется, это вопрос скорее для меня, потому что у Олега с этим нет проблем абсолютно, Олег в этом смысле очень выверенный человек, это человек, имеющий такую мягкую внутреннюю силу. Ему не приходится давать людям повод усомниться в себе, для того чтобы они начали делать то, что он от них требует. Вот я газлайтер самый настоящий. Мы в этом с вами похожи, мне тоже могли бы такие требования выставить. Особым страхом, ужасом для меня стало то, что меня в первый же год работы здесь поставили перед фактом, что я буду работать в начальной школе. Когда это был 4 класс, мне было более-менее спокойно. Когда это был 3 класс, вот здесь, конечно, я заволновалась. Потому что я люблю работать с взрослыми детьми, я умею общаться с взрослыми детьми, и как раз это установление жестких рамок, оно всегда проходило болезненно, но со временем дети понимали, что я желаю им добра, и у нас как-то все очень быстро уравновешивалось.
И когда это была начальная школа, мне было очень некомфортно, я переживала буквально обо всем. Мне казалось, что сейчас я действительно что-то им такое скажу – и всё, тогда наступит тот момент, когда дети… С ними же так нельзя. Это оказалось такой иллюзией. Современные дети нуждаются в жестких границах. Абсолютно спокойным, ровным тоном, без оскорблений и попыток как-то их разуверить в своей этой прекрасности в установленных, но жестких рамках и границах. И это так волшебно работает. У меня сейчас 4 класс, мы работаем с ними два месяца, и они как раз те самые детки от того классного руководителя в начальной школе, который – такая мама-уточка. Я очень волновалась, мне казалось, что это будет вообще такая ломка. Но эти дети ежедневно приходят домой и говорят: как же все классно, как же нам нравится, нас действительно, как они это называют, ругают, и мы учимся, нам так нравится. И я с таким восторгом каждый раз прихожу, отпускаю какие-то шуточки по типу: «Сейчас у нас 4 класс в шоу «Кто хочет стать миллионером». Вы можете выиграть миллион. Как я прошу выполнять домашние задания? А) наполовину, б) по настроению, с) как придется, д) по требованию учебника». И они с таким восторгом кричат «д». Я говорю: «А почему вы делаете «а», «в» и «с»? И на следующий урок вопросов больше не возникает. Ну, понятно, ломка какая-то идет, им сложно, они на протяжении еще нескольких уроков пытаются из этих моих границ как-то выйти.
У меня есть канонический пример на этот случай. Дети действительно очень разные, и во многом сейчас такие израненные такие. Это, правда, такая история про то, что все, что ты говоришь, оно где-то внутри отзывается очень больно и сильно. У нас был такой случай, когда девочка долго-долго жаловалась (я в Саратове тогда еще работала). Я посмотрела на нее и говорю: «Ты понимаешь, что ты нормальная, с тобой все нормально?» Она так долго плакала, не могла успокоиться на протяжении получаса. И потом она мне сказала: «Знаете, это самые важные слова». И если все эти жесткие границы, рамки устанавливаются с чувством, что ты нормальный… То есть сейчас не очень, мне не нравится, но вы-то нормальные, вы люди замечательные, прекрасные, но как ученики вы здесь, здесь и здесь отстаете, посмотрите, может быть, немножко нам как-то подсобраться. Причем на уроке я в самых разных формах могу это преподнести, но, естественно, исключая оскорбления. Мы здесь говорим о человеческом достоинстве, это абсолютно точно так.
Как мне кажется, когда дети понимают, что это не от лукавого, что ты не пытаешься им что-то такое изобразить… Наверное, студенческая среда, она все-таки немножко другая. Это тот возраст, когда детям этим рамки и границы нужны, и когда они в них себя, наоборот, начинают чувствовать комфортно. Про студентов сложно сказать, я не работала со студенческой группой, Олег здесь гораздо опытнее меня, но, мне кажется, если все это подается с чувством, что ты нормальный, с тобой все в порядке, только смотри, как ученику, наверное, здесь, здесь и здесь было бы здорово стать успешнее. Причем иногда жестко. Если ты хочешь учиться, если ты хочешь у меня иметь хорошую оценку и потом что-то из себя представлять в этой, этой или этой сфере, извини, так, что я хочу сегодня, а завтра я не в ресурсе, тогда у тебя ничего не получится. Я всегда говорю детям: «Если вам на этом уровне отлично, и это совпадает с позицией ваших родителей, - великолепно. Тогда мы с этой тройкой с вами спокойно существуем дальше». То есть как бы она есть, на этом уровне ты прекрасен, замечателен, у тебя все хорошо, мир тебя принимает, - пожалуйста.
А. Милкус:
- Я хочу маленькую ремарку сделать. Мы употребляли этот термин, который я с трудом выговариваю, газлайтинг. В переводе это форма психологического насилия, то есть форма манипуляции. И дети выучили эти слова и теперь говорят: вы газлайтите, то есть вы мною манипулируете, вы меня заставляете делать то, чего я не хочу, а это насилие психологическое.
Олег, вам все время приходится жить с тем, что вы являетесь практически тезкой Олега Ивановича Янковского. Как вы с этим справляетесь? Вам все время задают вопрос: не родственник ли вы? Тем более Олег Иванович тоже из Саратова.
О. Янковский:
- Да. Когда мы приехали в посольскую школу работать, я с таким подозрением смотрел на директора, он такой уже взрослый, в возрасте, и шутник. Я очень ждал этой шутки, но он не стал ее произносить. Я думаю: ну, здесь можно работать, все в порядке.
Не так давно у меня прошли съемки в Москве на передаче, и я подписал ведущей открытку с какими-то вдохновляющими цитатами из Омара Хайяма, на передней части это открытки как раз мавзолей Омара Хайяма был изображен. И внизу я подписал: «Олег Янковский, не родственник». Я сам прекрасно понимаю, что ассоциации определенные возникают, поэтому, когда люди говорят, я стараюсь как-то отшучиваться. Самая последняя моя хитовая шутка, мне кажется, это что он хороший знакомый, поэтому нам передали фамилию, чтобы мы могли козырять ею. А в целом, да, поликлиники, паспортные столы, конечно, приходится отвечать на эти вопросы. Но это нормально, моя мама знала, что делала, поэтому теперь я взял эту ответственность на себя.
А. Милкус:
- Знала, что делать, назвав ребенка Олегом.
О. Янковский:
- Да.
А. Милкус:
- То есть она вам заложила историю на всю жизнь.
О. Янковский:
- Да. И дала, может быть, часть той славы, сейчас она на меня упала, я пользуюсь ею, и меня это устраивает. Я готов был Олегом Янковским еще одним знаменитым.
А. Милкус:
- Я хотел бы подчеркнуть, что Олег выиграл сложный конкурс, в котором участвовало больше 80 лучших педагогов страны из разных регионов, не благодаря фамилии и имени, и зал аплодировал Олегу стоя не потому, что есть ассоциации с великим актером. Это действительно хороший, серьезный педагог, и у Олега можно и нужно учиться педагогам, по крайней мере, мне так говорили члены жюри конкурса «Учитель года». Так что все хорошо в данном случае, и я очень надеюсь, ребята, что у вас интересные перспективы, и я очень хотел бы, чтобы теперь и Людмила подхватила и поучаствовала в конкурсе «Учитель года». У нас будет уникальная история, когда и муж, и жена оказались в лидерах конкурса «Учитель года» и стали лучшими учителями. Хотя мне кажется, что вы и так уже лучшие, как и многие тысячи наших молодых учителей, которые работают в самых разных школах. А я очень многих молодых ребят знаю и очень горжусь тем, что у нас очень сильное поколение педагогов растет.
М. Баченина:
- Друзья, спасибо большое, что это было задорно, и благодарю вас за время, которое вы нашли для нас.
У нас в гостях были учителя русского языка школы МИДа в Иранской Республике Олег Янковский, победитель конкурса «Учитель года России-2023» и Людмила Янковская, победитель конкурса «Учитель года-2020» в Саратове. Огромное вам спасибо.
Подписывайтесь на новые выпуски и слушайте, когда удобно.
