Выбрать и не ошибиться. Как найти свое дело в жизни? Проблемы с профориентацией
М. Баченина:
- Здравствуйте, уважаемые друзья. В эфире «Родительский вопрос» и мы, его ведущие, Мария Баченина и Александр Милкус.
А. Милкус:
- Итак, середина апреля, самое сложное время для выпускников школ и для тех, кто 9 класс заканчивает, потому что нужно определяться с тем, куда поступать. Я понимаю, что все уже записали заявление и готовятся к ЕГЭ, набор экзаменов понятен, но с тем набором экзаменов, которые ребята сдают, можно поступать на абсолютно разные специальности, большой выбор. Я разговаривал с выпускниками этого года, с ребятами 10 класса, с ребятами 8 класса. Главная проблема, которую сегодня называют наши школьники, это проблема выбора, проблема профориентации - как найти себя, как найти свою будущую специальность, как выстроить карьеру. Вот об этом мы сегодня поговорим с нашими гостями.
У нас в гостях Денис Кузьмин, директор физтех-школы биологической и медицинской физики Московского физико-технического института.
М. Баченина:
- Здравствуйте, Денис. Добро пожаловать.
Д. Кузьмин:
- Здравствуйте, коллеги.
А. Милкус:
- И Анастасия Хищенко, федеральный тренер-психолог, педагог, лучший лектор России (видимо, по версии Общества «Знание»), руководитель школы лидеров для подростков, директор молодежного форума «Форум личного роста».
Денис, как вы отвечаете тем, кто собирается поступать на физтех? Или тем, кто сомневается, что нужно поступать? Вообще, как выбрать себя?
Д. Кузьмин:
- Знаете, вы абсолютно правы, здесь, как мне кажется, надо посмотреть, что за последние 10 лет система высшего образования существенным образом поменялась. И здесь можно посмотреть те крайние аспекты, которых это касается. Во-первых, мы видим, что существенно поменялись лидеры. Часть университетов, про которые раньше никто не слышал, в мое время, 20 лет назад, не думал туда поступать, сейчас предлагают достаточно интересные конкурентные программы, с потенциальным переходом в профессию. С другой стороны, мы видим, что совсем недавно тоже произошли некоторые изменения, у нас возвращается специалитет более массово (ранее это было таким штучным понятием). Поэтому мы, безусловно, фиксируем, что на школьников и на родителей (потому что все-таки образование это совместный проект, наши опросы показывают, что, как правило, решения принимаются в 50% случаев совместно, в диалоге родителей и детей) ложится действительно существенная когнитивная нагрузка. Потому что всегда, когда выбор существенный, выбор есть, скажем так, приходится анализировать огромное количество информации, смотреть на профессии будущего, смотреть на университеты как проводники в эту профессию будущего. И здесь, конечно, непросто, потому что это проблема выбора.
Важными, наверное, являются предпосылки, из которых должны исходить люди, и если мы говорим про Физтех и в принципе про топовые университеты, элитарное так называемое образование, здесь надо сказать, что у нас очень часто понимают, что к спортивным достижениям нужно готовиться, идти к этой Олимпиаде, сильно заранее начиная готовиться. Но для многих неочевидно, что поступление в хороший университет является таким же спортивным мероприятием, то есть это все-таки спорт высоких достижений. И здесь критически важным является раннее самоопределение. Но, с другой стороны, это фиксация профессии, с которой вы хотите связать свою жизнь, понимание университета, в который вы собираетесь поступать, и дальше выстраивание правильной (не побоюсь этого слова) дорожной карты, стратегии поступления в университет.
А. Милкус:
- Ну, понятно. Денис как технический человек предложил сразу карту. В чем проблема у ребят? Они говорят: мы еще не понимаем… Даже границы: технарь – гуманитарий, они сейчас размыты. Денис назвал опросы, 50% выбирают будущую траекторию вместе с родителями. Я знаю опросы, где говорят о том, что 80% решений, куда поступать, это решения, в общем-то, родительские, и дети за ними следуют, потому что сами еще не понимают, что делать. Ребят мучает вопрос. Они готовы слушать родителей, но хотят определиться сами. Как им определиться, если они на самом деле еще не понимают, да и не знают, какие могут быть профессии, что может быть дальше, как выстраивать карьеру? Что делать?
А. Хищенко:
- Действительно, у наших выпускников незавидная сейчас ситуация, то, что я наблюдаю последние 10 лет, когда я сама выпустилась из школы. Дело в том, что на выпускников постоянно давят: выбирай, выбирай по сердцу. А они говорят: я не знаю, что выбирать, потому что до этого за меня выбирал родитель все время. Мы недавно говорили о том, как воспитать лидерство и принять ответственность за свою жизнь. Это как раз давать ребенку как можно раньше возможность выбирать. И тогда к 11 классу (или к 9-му) он не будет задаваться вопросом: а как же мне выбрать? Но это немного другой вопрос.
Что же делать прямо сейчас? Слушать своего ребенка и понимать, а почему я так озабочена (озабочен) именно профессиональным выбором ребенка? Ведь любая профессия, которую подросток выберет, не гарантирует ему, что он будет на своем месте, будет наслаждаться этим. У нас эти показатели прекрасно олицетворяет количество выпускников вузов и соотношение, как они работают дальше по профессии. Более 80% у нас не по профессии работают, в том числе я работаю не по профессии первого университета. Сама я определилась позже 25 лет где-то. Поэтому, на мой взгляд, вопрос профориентации очень простой. Занимайся, например, в кружках во время школы, и если тебе это направление более или менее нравится, в принципе туда и иди.
Мир действительно изменился, особенно за эти 10 лет, я сама это наблюдаю, это всемирная тенденция. Человек сменит порядка 5 профессий за жизнь, а раньше о каком выборе у нас была речь? Мы в целом примерно знали профессии, на которые можно пойти, туда и шли, там и работали всю жизнь. Сейчас же у подростков настолько большой выбор возможностей, что это их парализует. Просто почувствуйте себя в их возрасте. На них давят учителя и кричат: сдай ЕГЭ хорошо, мне нужны показатели. На них давят директора школ – то же самое, показатели школы важны. Родители, бабушки и дедушки говорят: давай, определяйся быстрее, вуз нужен хороший, а еще лучше на бюджет, а еще лучше поступи в первую волну, чтобы вообще не было никаких проблем. И сами подростки, которые такие молодые взрослые, но по факту они в жизни еще не особо понимают, что делать, но нам, взрослым, ни в коем случае в этом не признаются.
Поэтому здесь, на мой взгляд, важно понять, что бы подросток ни выбрал или что бы мы ему ни помогли выбрать, важно идти вместе и принимать любой этот выбор, несмотря на ту профессию, которую он смотрит. Многие подростки знают, кем они хотят быть, но первое, что их останавливает, и что повторяют изо дня в день и родители, и общество: на этом не заработаешь. Вот это очень большая проблема. Представьте, если бы все люди то, что слышали внутри, тем бы и занимались по профессии, на мой взгляд как психолога, более или менее все встало бы на свои места. Но вот эти ограничения, которые и мы навязываем подросткам: это не работа или: не сдашь экзамены – пойдешь в дворники… Но это же программирование человека на то, что ты неспособен что-то сделать. Но это тоже такие сферы общие. Наша задача сейчас 11-классникам и 9-классникам сказать: я с тобой, что бы ты ни выбрал, куда бы ты ни пошел, я выбираю тебя и твой выбор, и что бы ни произошло дальше, мы справимся. Это самое важное, что нужно слышать и от учителей, и от родителей, на мой взгляд. Потому что вы – одна команда.
М. Баченина:
- Анастасия, вы сейчас говорили, что определились после 25 лет. Может быть, нам взять и всем миром перенести всё это на после 25 лет, чтобы мозг на место встал? Зачем торопиться? И исторические факты есть, когда люди немножко попозже начинали этот свой профессиональный путь. Все счастливее станут. Разве нет?
Я хотела бы у Дениса спросить. На ваш взгляд, более возрастные студенты – это было бы эффективнее?
Д. Кузьмин:
- С моей точки зрения, нет. Прозвучал вопрос по поводу выбора, который возникает, с какой профессией себя связать. Если мы сейчас посмотрим на те технологические тренды, которые мы сегодня видим, а именно, куда вкладывают деньги государство и корпорации, где больше всего публикуется фронтирных исследований, то есть где публикуются серьезные передовые статьи, мы увидим всего три направления. Это IT, биомедицина и инженерные науки. Под IT мы подразумеваем нейросети, интернет вещей, вот это всё. Инженерия – это новые источники накопления энергии, 3D печать. И биомедицина – то, что у всех на слуху, особенно после коронавируса, это генетические технологии, технологии редактирования генома, геномика и все остальное. Вот это три самых крупных направления, за которыми эта консенсусная позиция, принята перспектива. И если бы вы сейчас спросили, куда бы я направлял своих детей, то, безусловно, в одно из этих трех направлений.
Теперь возвращаясь к вашему вопросу. Сейчас часто говорят: куда пойти моему ребенку, чтобы много зарабатывать, быть независимым в плане всего на свете? Конечно же, IT. Так вот, если мы говорим про IT, например, достаточно ходовое, кодинг, здесь достаточно года или двух лет обучения, и вход в профессию ограничивается техникумом по факту. Если же мы говорим, что хотим заниматься Data Science, мы хотим делать коды, которыми потом будут пользоваться те люди, которые из кодов конструируют некоторый программный продукт, тогда мы, конечно, говорим про длинное образование – 4 + 2 года.
И еще один фактор. Те студенты, которые поступают в МГУ, МФТИ, ИТМО, СПбГУ, их опросы показывают, что эти ребята сделали выбор на уровне 9 класса и стали готовиться к конкретным олимпиадам, конкретным предметным ЕГЭ именно в этот момент.
То есть, что мы фиксируем? С 6 по 8 класс идет некое самоопределение, чего я хочу, вместе с родителями, в дискуссиях, потому что образование, подчеркну, это семейный проект. Но что мы видим после 9 класса? Конкретно, шаг за шагом, подготовка к конкретному университету, еще точнее, к конкретному факультету. Можно ли, скажем так, сдвинуть на более поздние сроки? С моей точки зрения, как раз ценность гуманитарных знаний приходит позже. Потому что когда вы на первом курсе пытаетесь объяснить, что философия и история – это очень важно для физика, химика, инженера и биолога, это не очевидно, и любой студент это воспринимает как: о, боже мой, вы сейчас начнете мне это рассказывать, вместо того, чтобы я пошел, свою молекулу посчитал.
М. Баченина:
- Вы действительно хотите поговорить об этом, Денис? Это я вам с последней парты восклицаю.
Д. Кузьмин:
- А вот через некоторое время, к поздним курсам, вы бы слышали, какие у нас дискуссии идут о теории относительности с гуманитариями на уровне аспирантуры, это просто заслушаться. Когда действительно мы видим пример интрадисциплинарной дискуссии, то есть когда физик находится в одной группе с философом, и они начинают обсуждать историю сотворения мира, это интересно.
А. Милкус:
- Денис, искреннее спасибо за то, что технарь, в общем-то, затронул гуманитарный аспект. Буквально недавно было интервью с известным директором школы (откуда многие технари выходят) Ефимом Лазаревичем Рачевским, и он говорил о ценности в наше время базового гуманитарного образования. Что ни один инженер, технолог, технарь и т.д., он не состоится в жизни, если у него нет базовых гуманитарных знаний. И хорошо, что ребята это понимают (по крайней мере, с ваших слов). Потому что всё больше и больше происходит смычка, уже нет такого разделения, на мой взгляд, на технаря и гуманитария. Скажем, языки программирования. Сейчас это относится к области лингвистики, а лингвистика у нас считается гуманитарным направлением. И таких переходов достаточно много.
Я предыдущий вопрос задавал по поводу того, что для многих ребят профессию определяют родители. И мы всегда говорим, что родители думают за детей, это воспринимается как отрицательная коннотация, и дети сами переживают, что папа-мама отвели за ручку в университет, а я сам этого не решал, не выбирал. Я не считаю, что это плохо. Пока ребенок не определился, родители берут ответственность на себя и определяют, куда ему поступать, что делать дальше, может быть, родители правы, может быть, нужно прислушиваться к родителям, когда они ведут ребенка и подталкивают к определенным решениям?
А. Хищенко:
- Конечно, если для подростка это комфортно…
А. Милкус:
- Для подростка все, что говорят родители в 10-11 классе, это некомфортно. Это мы знаем.
А. Хищенко:
- Мы говорим подростку так: у тебя есть три профессии, которые ты выбираешь, ты поступаешь сам на бюджет, как хочешь, либо выбираю я (особенно если вы платите). То есть это договор. И по факту у ребенка этот пласт выбора, когда родитель ему предлагает: «Либо ты идешь туда, готовишься на профессии, которые тебе важны, и сам добиваешься этого. В случае если ты не определишься, я предлагаю идти туда, туда или туда» (тоже важно, не один момент). Мы понимаем, что не реализуем свои амбиции, мы помогаем ребенку, и то по запросу. Поэтому здесь такой момент. Если вы платите, вы говорите: если я буду платить, и если ты, тем более, не определился, я предлагаю это, это и это, потому, потому и потому. Важно аргументировать. Новому поколению очень важно доносить свою мысль, а не говорить «я права (прав)». И здесь момент такой. Если ребенку помогать с выбором, грубо говоря, догнать и причинить добро в этом плане, задумайтесь, готовы ли вы (особенно в случае платного образования) заплатить более миллиона рублей за всю длительность обучения, а ребенок потом скажет: спасибо большое, мне не надо было. И мир совершенно новый. Если недавно у нас был VUCA-мир так называемый, когда все быстро меняется, сейчас уже BANI-мир. Это совершенно новое направление, вы сами видите, как обновляется и количество информации, и количество профессий, какие-то уходят, умирают даже за год. И сейчас тот же ChatGPT, который возник, нейросети, который в полном доступе, сейчас все просто за голову хватаются и не понимают, что дальше делать. Многие профессии, когда этот ChatGPT открыли, они сразу отмерли.
Поэтому здесь важно держать руку на пульсе с ребенком и с собой, понимать, какие профессии сейчас актуальны, и будут актуальны еще через 10 лет. Хотя я на самом деле такой срок планирования не брала, примерно 5 лет актуальность профессий сейчас, потому что все слишком меняется. И третье – разделять ответственность с подростком, говорить: это твой выбор, это твоя жизнь, я тебе помогаю, что бы ты ни выбрал, я рядом. Ну, а если подросток не понимает, что делать, тогда доверяешься мне. Либо выбираешь ты, либо доверяешься мне.
М. Баченина:
- Еще кто бы нас, взрослых, научил, чтобы эти 18 лет рабства закончились для подростка. Мне и правда хочется с этим расстаться, 18 лет – и всё. Я устала.
Д. Кузьмин:
- Я смотрю на наших студентов, мне некоторым из них хочется сказать: здравствуйте и до свидания.
М. Баченина:
- Родителей тоже нужно пожалеть и понять. Их нужно научить, потому что они тоже должны… У нас же есть эта чисто русская тоска, как я это называю, такой штамп: надо жить для детей, я только для детей. Из-за этого у нас общество и несчастно, в общем-то, жить надо по заветам, для себя.
А. Милкус:
- Мы хотели сделать спор между технарем и гуманитарием, а получилось, что у нас оба гостя и гуманитарии, и технари одновременно. Я сейчас вспомнил интересную историю другая моего сына. Ребенок двух профессоров химии, естественно, поступил в Менделеевский университет. Отучился хорошо, сам поступил, но на платное. Через год он понял, что ничего не может, не хочет, неинтересно ему. Родители сказали: пожалуйста, ты уходишь из института, возвращай деньги. Он устроился продавцом в магазин компьютеров, гаджетов и отдавал деньги. Параллельно он поступил в университет физкультуры на фитнес-тренера. И, закончив институт, какое-то время работал в фитнес-клубе. Но затем судьба выстроила другую траекторию. Ему это надоело, он пошел в отдел IT одного из крупнейших банков. Без базового образования. Просто научился, потому что голова хорошая и т.д. Сейчас мальчик руководит отделом безопасности одного из крупнейших банков страны, счастлив и т.д. То есть такие витиеватые пути, по-моему, сейчас достаточно распространенная история. И переживать, что человек, с трудом поступивший в МФТИ, Менделеевский и т.д., потом пошел торговать в ларьке наушниками, наверное, не стоит. Потому что, может быть, он потом вырастет в другого специалиста.
Д. Кузьмин:
- Знаете, мне кажется, стоит переживать. Потому что я все-таки фиксирую здесь ошибку выбора. Тот случай, про который вы сейчас говорите, это как минимум потеря времени. То есть мы фиксируем, что человек неверно самоопределился, выбрал не то направление. Далее, видимо, была какая-то проблема внутри, потому что случилось разочарование в профессии. И мы это регулярно фиксируем. Потому что по какой-то причине студент, который горел, допустим, химией, вдруг что-то пошло не так, и вдруг он решил сменить профессию. Как правило, это проблема внутри высшего учебного заведения. В чем ее смягчение, амортизация? В том, что он платил сам за себя, и как бы государству эта ошибка выбора ничего не стоит. Но мы видим, 20-50% ребят отчисляется в процессе обучения с 1 по 4 курс, это статистика по университетам. Это означает, что четверть делает выбор неправильно. В смысле, делает выбор некорректно. От этого страдают они, от этого страдают родители, от этого страдает университет, потому что туда приходит не целевая аудитория. И от этого, в конечном счете, страдает государство, которое является плательщиком, так как за каждую голову платится определенная сумма университету.
Поэтому, безусловно, в этом есть проблема, и проблема фиксируется в двух местах – на входе и внутри самого высшего учебного заведения. Как сейчас можно амортизировать эту проблему? Это два параметра. Индивидуальные образовательные траектории, то есть внутри возможна некая горизонтальная миграция. То есть ты можешь взять вот этот спецкурс, вот этот спецкурс на разных факультетах. И всевозможная система ухищрений. К примеру, Тюменский государственный университет, где есть модель 2 + 2 + 2. То есть где два года студенты учатся в некотором общем потоке, скажем так, у них дальше есть возможность определиться, куда они пойдут, и там даже гуманитарий в случае выполнения определенных показателей, результатов сессий, тестов может выбрать вторично физику, химию, IT, высшую математику. Дальше второй год и еще один выбор. То есть получается, что у вас на входе выбор, и дальше после каждого двухлетнего цикла еще возможность выбрать, поискать себя. То есть, есть такое подспорье, «костыли», модели, которые университет применяют, для того чтобы нивелировать проблему поздней самоориентации. Но в целом, еще раз говорю, это неправильно сделанный выбор, и это проблема того, что что-то случилось в университете, что, не побоюсь этого слова, ребенок перестал хотеть заниматься химией.
А. Хищенко:
- Я про потерянное время скажу. Считаем на пальцах. Я закончила 11 класс, потом пошла в техникум, три года, техническое направление. Потом пошла в университет, 4 года, гуманитарное направление. Потом прошла переквалификацию, и сейчас я параллельно еще получаю две переподготовки. Я никогда не считала, что это потеря времени. Если мы с такой позиции будем говорить детям… Мы же с этой позиции говорим им: ты сейчас выбираешь, а если неправильно выберешь, то ты потеряешь время. Но смотря как вы к этому относитесь. Поэтому мы все так переживаем за выбор. Да кто знает, как оно правильно. Вот ваш пример был классный про молодого человека, который потом пошел в фитнес-тренеры, потом он стал тем, кем он себя видит. И никто не говорит о том, что это его финишная профессия. Я считаю, потерянного времени абсолютно нет, если мы заходим с позиции, что мы получаем опыт, а если мне будет некомфортно, я всегда могу поменять профессию. И здесь, конечно, есть свои плюсы и минусы. Да, мы понимаем, что а-ля занимаем чьи-то места, но давайте будем честными, мы говорим про 20% тех, кто отчисляется, но мы еще не берем тех, кто никогда не признается, что он работает на нелюбимой работе. Здесь на самом деле просто ориентируемся по ситуации. Работаем там, где работаем, идем туда, куда зовет сердце. Главное, если что-то не устраивает, начинаем потихоньку менять. Потерянного нет.
М. Баченина:
- Что делает государство как заказчик этих кадров, особенно сейчас, когда каждый день Мишустин и правительство заявляют о том, где нужны кадры, на что нужно вектор направить и т.д.? Мы сейчас в очень жестких условиях находимся, и поэтому это профориентирование выходит на передний край. Что делает заказчик, что делают исполнители, что делает вуз для этого (на примере вашего вуза или какого-то другого)?
Д. Кузьмин:
- Довольно сложно говорить за все государство, но смотрите, что принципиально важное случилось. Сейчас рынок (в хорошем смысле слова) перевернулся. Я был победителем нескольких предметных олимпиад, но мне надо было совершить еще некое сверхусилие, чтобы попасть в хороший университет. Сейчас, после того как достаточно жестко зафиксировано, что, университеты, у вас каждая голова сколько-то стоит, вы, университеты, должны быть заинтересованы в наборе, в соответствующих правильных школьниках. Второе – программа развития, так называемый «Приоритет-2030», которая сейчас идет, программа передовых инженерных школ и т.д., где университету говорят следующее. Университет, делай хорошо, меняйся – получишь деньги. Это очень понятный и четкий сигнал от государства. То есть обеспечь, пожалуйста, чтобы школьники проголосовали ногами, чтобы победители предметных олимпиад по какой-то причине пришли к тебе. Подбери такую профессуру, удержи ее, плати хорошие деньги, обеспечь ребят инфраструктурой, чтобы они делали эксперименты на ранних этапах, приведи классных, необычных лекторов в области философии, сделай классный английский язык. Замани, покажи, что ты классный, что ты меняешься, и ты получишь дополнительное финансирование. Вот это, мне кажется, очень сильный и четкий сигнал, который последние 5 лет посылается, и в данном случае, я считаю, это более чем достаточно. Классический пример – питерский ИТМО. Это восхитительный университет, который сейчас флагман IT-образования.
А. Милкус:
- И не только IT.
Д. Кузьмин:
- Да. Но я возьму то, где мы особенно чувствуем конкуренцию. Посмотрите, 20 лет назад – да куда угодно, лучше в ЛЭТИ, только не в ЛИТМО. И программа развития, сильная команда, которая поработала внутри, навели там движуху, и сейчас это университет первого выбора. МФТИ, МГУ, Бауманка, ИТМО, Вышка – это топ-5, на что смотрит, куда пойти, молодой человек.
Еще раз. Государство создает инструменты в виде программ развития и госзадания, которые стимулируют университеты адаптироваться, в том числе под запросы, с одной стороны, индустрии, с другой стороны, абитуриентов.
А. Милкус:
- Это тема отдельной передачи – развитие вузов и т.д.
А. Милкус:
- Я хочу вернуться к спичу, который произносила Анастасия, и поговорить о счастье. Этот молодой человек, друг моего сына, он же бросил Менделеевский и был счастлив. Он поступил туда, куда он хотел, занимался тренировками в фитнес-клубе, и он был счастлив, потому что это его выбор, и он занимался тем, чем хотел. Когда ему надоело, он подучил IT и поступил. И сейчас он счастлив, потому что занимается своим делом. Давайте вот в эту сторону пойдем. Можно ли сочетать хороший заработок и счастье?
Д. Кузьмин:
- Вы посмотрите на нас...
А. Хищенко:
- Конечно же, да. Тут вообще непонятно, кто за это ответственен. Но здесь я хочу опять вернуться к разделению ответственности. Подросток – это уже юный взрослый, который в целом понимает, куда ему идти. Он когда-то себе говорил: вот если бы я туда пошел, как бы здорово было. У меня в Школе лидера есть девочка, ей 12 лет. Вы бы видели ее глаза, когда она начала ко мне ходить, и мы с родителями ее поддержали. Она фанатела от игр (мобильных, компьютерных), она действительно фанат.
М. Баченина:
- Неудивительно.
А. Хищенко:
- Здесь момент такой. Мы это осуждаем как родители, а что, если это заработок? Как мой коллега сказал, мы прекрасно понимаем, что сфера IT – очень перспективная сфера. Вы бы видели, эта девочка 12 лет сейчас программирует на Python. Я не понимаю этих языков всех, но она программирует, она делает игры. Это такой скользкий момент, но ей уже кидают донаты так называемые. Ей ребята ее возраста платят за то, что она делает игры, которые востребованы. И сейчас я нашла бесплатный учебник по Python, скидываю ей: «Тебе надо? Я нашла на полках в библиотеке». Она: «Да, бери, конечно». И я вместе с родителями как педагог помогаю ей раскрывать. И она от этого фанатеет. Она мне говорит: «О, у меня на канале на YouTube один подписчик прирос». То есть она в целом развивается. Если мы это поддерживаем, то в идеале к окончанию школы (кстати, может и поменяться ее направление) она будет понимать, что я умею вот это, я попробовала вот это, вот это и вот это. А если возвращаться к тому, что более правильно сделать выбор, у Барбары Шер есть понимание о том, что люди очень грубо делятся на два типа. Первый тип – люди-дайверы, которые направляют все свои умения, навыки в одно направление, и в принципе им всю жизнь более или менее одним и тем же заниматься классно. Это, скорее всего, гипотеза, люди технических специальностей, они могут в своей сфере, немного расширяясь, но при этом занимаясь одним и те же.
Есть люди другого типа, как я, так называемые сканеры. Сколько я хобби поменяла, вы бы только знали. Я как минимум поменяла пять профессий, прежде чем найти свою. И мы как взрослые должны понимать, кто мы – дайверы или сканеры. Или мы как дети, подростки, кто мы? Очень хорошая подсказка – сколько у вас хобби начато. Я пыталась вышиванием заниматься, танцы с бубнами, все это было. Если вы человек второго типа, вы просто примите на себя эту тему. Во-первых, сейчас мир более второго типа. И Леонардо да Винчи писал пьесы в том числе, если вы не знали, помимо изобретательства и многого другого.
Момент такой. Если вы второго типа, примите это, точно так же, как и первого, и, исходя из этого, живите, пробуйте разное. Очень хороший момент, когда вы занимаетесь именно хобби. Хобби помогает нам понять: а я хочу этим заниматься какое-то время своей жизни? Да, хочу. Следующий вопрос - а как я могу на этом заработать? Потому что не факт, что вообще вам надо в университет. Не факт, что вам надо в колледж. Потому что сейчас многие работодатели берут не за корочки, а за ваш опыт. Первая моя профессия, куда я пришла, я кинула на стол пачку благодарственных писем за волонтерство на проектах, и они мне сказали: «Вы проводили День города Санкт-Петербурга. Мы вас берем». Хотя у меня не было профильного образования. Это потом уже я добрала образование. А почему так не сделать? Конечно, мы переживаем за будущее – и свое, и детей. Потому что они вроде как не определились, но хотят чего-то, что вы еще не предложили. Но здесь момент такой, что надо понимать, что все быстро меняется, что можно найти свою профессию (как и я тоже) в процессе действий. В этом плане я рекомендую всем и каждому, как я, человек, который не знал, как себя найти, - общественная деятельность и добровольчество в тех сферах, где вам нравится. Вот подростки, которые в Школу лидеров ходят, они же делают форум. И когда им 12 лет, и они говорят своим коллегам, подросткам своего возраста: «Ты знаешь, я в 12 лет сделал форум на 100 человек, был спикером, ведущим и работал наравне с взрослыми», когда подростки получают такой опыт, это бесценно. И тогда они более точечно выбирают вузы, более точечно выбирают колледжи и вообще весь путь. Да и это тоже не гарант. Самое главное – определить, вы сканер или дайвер и, исходя из этого…
А. Милкус:
- Денис, отталкиваясь от того, что говорила только что Анастасия. Недавно прошел семинар в Институте образования Высшей школы экономики, где были сказаны слова, которые меня очень сильно зацепили. Что сейчас понимание профориентации уже уходит в прошлое, то есть понимание, выстраивание одной профессии (в принципе то, о чем мы говорим) и заменяется пониманием (термин такой) «конструирование карьеры». То есть нужно понимать, что карьера может быть разная. Как вы к этому относитесь? Или все-таки профориентация – это наше всё сейчас, и мы ее должны докрутить до нужного уровня? Или донести все-таки ребятам о том, что ваш сегодняшний выбор не означает выбор, который сделаете вы же через 5-7 лет?
Д. Кузьмин:
- Я могу на своем примере сказать. Я заканчивал биологический факультет Московского госуниверситета, затем работал над онкопрепаратами, защищал свою диссертацию.
А. Милкус:
- Денис, у меня есть много друзей – выпускников биофака. Скажите, из вашей группы по специальности сколько людей сейчас работает?
Д. Кузьмин:
- 90%.
А. Милкус:
- У меня есть знакомый орнитолог, у нее из группы 20 человек по специальности работает она одна.
Д. Кузьмин:
- Это, видимо, связано с тем, что я заканчивал молекуляную генетику, а не орнитологию. Это как раз про технологические тренды. Потом у меня был предпринимательский опыт. В процессе предпринимательского опыта я понял, что мне не хватает бизнес-образования, и я пошел на МВА. Потом я ушел в систему образования, понял, что хочу разобраться в цифре, и пошел, получил еще дополнительно цифровые компетенции.
Я разделю ваш вопрос пополам. Безусловно, в течение жизни вам понадобятся новые навыки, дополнительные компетенции. И, безусловно, вы конструируете свою образовательную траекторию. Это классный термин – вы сам себе ректор. По жизни вы сам себе ректор, вы себя конструируете. Но для того, чтобы этот конструкт появлялся вам надо: а) получить базовое образование (уж простите, я буду стоять на своем).
А. Милкус:
- Абсолютно согласен.
Д. Кузьмин:
- Второе. Вам нужно очень четко понимать, какой же именно компетенции и для чего вам не хватает, то есть, где ваш потолок, где вы уперлись в стекло (либо сами поймете, либо вам профессионалы подскажут). И соответствующую компетенцию дорастить.
Поэтому образовательная траектория – безусловно, да. Конструируйте – безусловно, да. И правильно, и нужно, но, еще раз говорю, нужен базис, а потом уже надстройка. Буду стоять на этом.
А. Хищенко:
- Я согласна.
Д. Кузьмин:
- У нас так много общего с гуманитариями на самом деле.
М. Баченина:
- Коллеги, давайте на этой миролюбивой ноте я скажу о том, что наше время уже вышло. Поэтому я хотела бы вас поблагодарить и отправиться думать над профориентацией своей и своих детей.
Благодарю вас, коллеги. Спасибо вам большое за такую страстную и познавательную беседу.
А. Милкус:
- И давайте добавим, что вели программу Александр Милкус и Мария Баченина.
Подписывайтесь на новые выпуски и слушайте, когда удобно.
