Как российская армия прививает любовь к искусству

Культурный код
Режиссер Юрий Грымов говорит об этом с артисткой театра Российской армии Людмилой Татаровой и драматургом Евгением Гришковцом

Ю. Грымов:

- Добрый вечер, это программа «Культурный код». Напоминаю, что слушать вы нас можете каждый вторник и пятницу с 17 до 18 часов. Сегодня 23 февраля, мужской праздник и, конечно, мы не можем это обойти, потому что и я служил, хотя, знаете, вот такие служаки, как я, я помню случай такой, как мы сидели в компании и мужчину спросили - а ты служил? Служил. Все служили. Повисла пауза такая… и буквально через секунду все признались - кто-то художником, кто-то писарем, кто-то танцевал и т.д. Я был художником, я рисовал, и для меня вот эта эстетика армейская она очень интересная. И у меня масса вопросов. Что изменилось в армии? Я же вижу, что армия переоснащается. Я горжусь этим, потому что я застал не лучшие времена советской армии… но вообще эстетика в армии… конечно, когда мы говорим о культуре, о театре… нельзя было сегодня, конечно, не вспомнить Театр Советской Армии. Представляете, целый театр Советской Армии. А советской армии уже нет. Потому что нет Советского Союза. И что бы мы ни хотели сделать со страной, мы не можем оказаться в СССР. Ну, не получится. Хотя многие пытаются это сделать в последнее время.

Сегодня мы пригласили для разговора к нам Людмилу Владимировну Татарову, заслуженную артистку России, которая служит в театре Российской армии довольно-таки давно. Добрый вечер, Людмила.

Л. Татарова:

- Добрый вечер.

Ю. Грымов:

- Вы лет 20 служите в театре Советской армии?

Л. Татарова:

- 28-й сезон. И мы уже театр Российской армии давно. В связи с преобразованием нашей армии мы были Красной армии, потом были Советской армии, ну а я уже пришла в театр Российской армии - в 1994 году. Поэтому 28-й сезон.

Ю. Грымов:

- Вы сказали - Красная армия, Советская армия, теперь армия Российская - а вот что меняется в театре, помимо названия и вот этих начальных слов, что это российская армия? Что изменилось, по-вашему?

Л. Татарова:

- Ничего. За 28 лет, которые служу я, и до этого сколько служили наши великие артисты… ну, вы знаете их, наш театр всегда славился нашими любимыми звездами, ничего. По внутреннему духу театр не изменился. Мы, как начинали 90 лет назад с фронтовых бригад, так, собственно, сегодня наша главная обязанность - это культурное обслуживание российских уже войск. Чем мы и занимаемся.

Ю. Грымов:

- Это какая-то грусть для вас или это все-таки те самые традиции, которые вы чтите и их можно оставлять, или это все-таки обременение, как вы считаете?

Л. Татарова:

- Я скажу честно, что в нашем театре многие артисты считают по-разному. Для меня лично это огромная честь, потому что я все 28 лет езжу по войскам. То есть, я начинала еще в той самой знаменитой бригаде, в которой ездили Нина Афанасьевна Сазонова, Владимир Михайлович Зельдин, Касаткина, Голубкина, Покровская, Чурсина - вот в этой волшебной звездной бригаде начинала я молодой артисткой. До сих пор езжу я по всем войскам, по всем городам и весям, от Камчатки до Калининграда, где мы только ни были. Вот лично я очень люблю эти поездки. Я ими горжусь. Потому что не всегда по своей воле и за собственные средства, что называется, по собственному желанию, ты поедешь туда, куда тебя забрасывает театр. Иной раз это места, которых даже нет на карте, места, в которых не существует дорог, куда ты приезжаешь исключительно на «Урале» или на КАМАЗе, или на вертолете. И там служат наши воины, наши солдаты, там стоят войска, там люди несут службу Отечеству. Это уникальные совершенно места и уникальнейшие люди. Поэтому я вот эти традиции очень свято берегу. Я очень надеюсь, что это как-то передастся дальнейшему поколению, молодому, которое приходит в театр.

Ю. Грымов:

- Мне кажется, что это замечательно, потому что вот когда мы говорим - театр, кинематограф - вообще говоря, все это вокруг Москвы, хотя во всех городах России, как минимум, в каждом городе есть два-три театра - музыкальный, драматический и, конечно, эти поездки, мне кажется, это очень важно. Я тоже служил в армии и к нам тоже приезжали артисты, я не помню какие, я ходил в самоволку и в увольнение, бегал в кинотеатр, смотрел - для меня было страшное потрясение, в тот период вышел фильм «Тутси» с Хоффманом - такой бурлеск жизни, Голливуд, красивые люди, а я сижу в форме… я раз шесть, наверное, смотрел этот фильм. Для меня это был сильный удар. Скажите, вот вы, когда выезжаете в далекие наши города, вот какой там репертуар вы показываете ребятам, которые служат?

Л. Татарова:

- Помимо спектаклей, которые мы возим, у нас в театре семантические есть спектакли о войне, о событиях войны, просто о жизни до войны, после войны. Мы специфично ставим спектакли на эту тему, и мы их вывозим. А один из спектаклей, который проехал большое количество гарнизонов, даже в Сирии мы с ним были - это «Саня, Ваня, с ними Римас», спектакль Владимира Горкина, поставленный в нашем театре. Семь лет мы его возили по всем гарнизонам. И шел он везде на ура, даже приходилось иногда просить людей выйти из зала с детьми, потому что у нас есть одна обнаженная сцена…

Ю. Грымов:

- О как! Подготовились вы для солдат, да…

Л. Татарова:

- Там когда очень трогательно во время войны идет прощание и… ну, не совсем обнаженное, там присутствует только нижнее белье… мы просто до красноты, что называется, умоляли не водить детей в зал, чтобы не было потом скандала, чтобы нам не предъявляли претензии. И все равно у нас был полный зал детей, а родители, которые не видели спектаклей годами, они говорили - мы 10 с лишним лет не были в театре, не были на концерте, мы ничего не видим, к нам никто не приезжает… И на нашем спектакле они просто детям глаза закрывали в этот момент, но только чтобы не покидать зал.

Ю. Грымов:

- Вы практически грудью отстаиваете честь театра. Это хорошо, это очень важно. В армии, я думаю, что это потрясение, я думаю, что на месяц будет разговоров, да, это такая больная тема в армии. А касаемо того, что дети приходят… вообще я не понимаю, а почему нельзя показывать детям обнаженную натуру, если это не какая-то пошлость? Ну, почему нет? Мне кажется, что в этом-то и проблема, что лжекорректность…

Л. Татарова:

- Да, я тоже склонна к тому, что детям можно показывать какие-то вещи, если они в пределах разумного, естественно, потому что эти дети вырастут и все равно это увидят. Вопрос не в этом. Я поняла это, поездив, пообщавшись с людьми. Все-таки в этих гарнизонах, как ни странно, сохранились те старые пуританские традиции. Там реально вот время останавливается во многих местах, где ребята служат и живут семьями. Там реально время остановилось. Они живут в тех самых 70-х, вот про которых были сняты «Офицеры». Ничего ведь не изменилось, к сожалению, в их жизни. Они живут так же, они живут в этом. И для них вот, боже мой, показать ребенку что-то из ряда вон выходящее… как в Советском Союзе.

Ю. Грымов:

- Но все-таки я более чем уверен, что в этих гарнизонах все-таки есть, конечно, и связь, есть интернет…

Л. Татарова:

- Нету. Во многих нету. В том-то и дело.

Ю. Грымов:

- Мне кажется, это печально, потому что я вот на самом деле рад, что наша российская армия модернизируется и, правда, реально я горжусь, потому что я же вижу, что происходит. И служить в армии сегодня, я так думаю, почетно. Вот нет такого - откосить от армии. У меня, кстати, такого тоже не было. Мне 18 лет исполнилось - все, папа сказал, пойдешь в армию.

Л. Татарова:

- Я детям так же сказала, да.

Ю. Грымов:

- Да, напряжение и так далее, но все-таки, театр Российской армии, вот репертуар, который идет в Москве, у вас его как-то утверждает начальство? Я имею в виду военное, не художественное.

Л. Татарова:

- Конечно. Существует некий департамент культуры, образованный в министерстве обороны, этот департамент культуры руководит нами и поэтому каждую свою премьеру, каждый свой спектакль, который мы хотим поставить, мы организовываем, согласовываем с ними и так же получаем от них указания, что бы они хотели, чтобы в театре было поставлено. Допустим, вот у меня буквально два дня назад была премьера в театре на экспериментальной сцене - такая третья сцена появилась - на ней был поставлен спектакль по пожеланию вот этого департамента культуры про жизнь и судьбу Лидии Андреевны Руслановой. В частности, вот 20-го числа мы сыграли этот спектакль и мне посчастливилось сыграть великую судьбу этой необыкновенной женщины.

Ю. Грымов:

- Да, вот это интересный момент, что есть как бы департамент культуры Москвы, есть там федеральная служба культуры, а у вас, получается, отдельно существует культурный совет, который принимает работу в театре Российской армии.

А вот это словосочетание - в армии служат, в театре - тоже служат, да? Не только в театре Российской армии, но и в театре «Модерн» наши замечательные артисты тоже служат. Вот это осталось - служить в театре. Вот вы сказали, что у вас есть комиссия, которая одобряет, то ставить или не то - департамент культуры, так сказать, при министерстве обороны - и вы сказали, что, когда вы едете на гастроли в далекие регионы нашей страны, в гарнизоны, вы показываете спектакли о войне и т.д. Но мне кажется, что это как-то странно. Это как врачам постоянно показывать спектакли про врачей. Может быть, наоборот, надо расширять диапазон? Представляете, ребята служат - кто-то служит профессионально, кто-то уже очень давно - и все связано с армией. И вдруг приезжает театр и на сцене опять люди в погонах. Как так?

Л. Татарова:

- Нет, я здесь не соглашусь, потому что у нас на сцене не люди в погонах, а мы показываем жизнь. То есть, в любом случае наш спектакль, вот даже о войне, который мы возим, мы показываем в нем исключительно жизнь во время войны, любовь…

Ю. Грымов:

- Но все равно войны. А вот, допустим, привезти Шекспира. Привезти, допустим, Островского. Или все-таки и тематика в театре Российской армии - ну, военная тема превалирует?

Л. Татарова:

- Военная тема превалирует слегка, но что касается Шекспира и Островского, эти спектакли у нас идут на большой сцене. Те, кто знают нашу большую сцену, которая огромная, на которую действительно выезжают и танки, и самолеты… то есть, это полигон. И в местах, в которые мы привозим наши спектакли, там клубы достаточно маленькие. То есть, в это пространство не вместить ни Шекспира, к сожалению, ни Островского. Поэтому мы стараемся вывозить камерные вещи, которые идут на малой сцене, на экспериментальной, чтобы это можно было внедрить в любое пространство. Допустим, спектакль «Саня, Ваня…» мы играли в самолетном ангаре, в Сирии, прямо на аэродроме. Мы в нем построили сцену и там играли.

Ю. Грымов:

- Вы сказали про вашу прекрасную легендарную сцену, на которую выезжают танки… выезжают танки-то? Эти просторы… я, когда там был несколько раз, я все время переживал за актеров. Ну, гигантская сцена… никто не отменял масштабы, никто не отменял… сколько у вас там? 2000 мест или больше?

Л. Татарова:

- Да, 2000 вместе с балконом.

Ю. Грымов?

- 2000! Я вообще не представляю себе, как это, зрители, которые сидят во втором ряду, в пятом, и зритель, который сидит на балконе - тот самый двухтысячный зритель - они же видят разные спектакли, вы согласны?

Л. Татарова:

- Да, согласна. Между собой мы это иногда называем «из жизни муравьев».

Ю. Грымов:

- Вот, вот. Я вспоминаю, как театр «Модерн» приехал в Калининград, приятный театр, очень уютный, старый, с историей, но - я поднялся на четвертый ярус. Оп-па, аэрофотосъемка! Знаете, вот когда показывали эти военные фотографии - там какие-то клопы, муравьи… жизнь насекомых.

Л. Татарова:

- Да, а что делать?

Ю. Грымов:

- Вот смотрите, армия модернизируется, я вижу там новое оружие, гордость абсолютная. Я тоже воспринимаю это как абсолютную победу, да. Театр Российской армии модернизируется, в нем появляется новая техника, новые люди, новые решения, современная драматургия?

Л. Татарова:

- Да, безусловно. Вот за последние буквально несколько лето очень далеко мы продвинулись в этом вопросе, потому что у нас есть и конкурсы современной драматургии, конкурсы современных режиссеров, постоянно на экспериментальной сцене проходят так называемые эскизы - то есть, мы берем несколько спектаклей сразу, за месяц мы делаем эскизы к этим спектаклям и творческая коллегия выбирает, какой из них дальше пойдет в работу. Какой будет у нас идти, какой нет. То есть, в данном смысле мы стали идти в ногу со временем.

Ю. Грымов:

- То есть, театр открыт? Условно говоря, любой режиссер, драматург может прислать, показать свою заявку и театр рассматривает?

Л. Татарова:

- Абсолютно.

Ю. Грымов:

- То есть, если я, Юрий Грымов, захочет поставить у вас в театре, я могу написать заявление в ваш департамент и сказать. Что я бы хотел поработать с актерами театра Российской армии?

Л. Татарова:

- Мы были бы очень счастливы этому.

Ю. Грымов:

- Да, но я младший сержант, поэтому это уже какой-то… Скажите, я слышал, что у вас на малой сцене запускается спектакль «Человек с глазами Моцарта».

Л. Татарова:

- Да, я знаю, что вы выпустили уже премьеру этого спектакля…

Ю. Грымов:

- Да, мы в «Модерне» выпустили. У вас выходит этот спектакль о войне, о людях, о семье, о любви или пока нет?

Л. Татарова:

- Он выходит у нас не на малой сцене, а опять же внизу, на экспериментальной сцене, и - под другим названием. Выходит он под названием «Не война. Эпизоды».

Ю. Грымов:

- Почему?

Л. Татарова:

- Ну, вот как-то поменяли ему название. Я, к сожалению, не участвую в этом спектакле, поэтому подробностей сказать вам не могу. Но да, он имеет место быть, он выходит.

Ю. Грымов:

- Это прекрасная пьеса молодого драматурга, очень хорошая пьеса… знаете, когда мы ставили этот спектакль, я переживал, что этот спектакль может быть проектным. Ну, ко Дню Победы, к 75-летию Победы выпустили - и все. Вы знаете, как его хорошо принимает зритель. И зритель идет, и хорошие продажи на него. И я желаю вашему театру, чтобы у вас тоже появилось это произведение. Оно очень честное. Оно честное, искреннее. Там настоящая любовь, там настоящий порок, там есть преданность родине и предательство родины, там все это есть.

Л. Татарова:

- Вот именно эту тематику мы и возим по войскам. Не употребляя погоны, что называется. Вот этой человечности сейчас и не хватает. Люди соскучились по этому на сцене, правда. Очень скучают. И, когда видят эти вещи на сцене, они тянутся и ходят.

Ю. Грымов:

- Да. Про оборудование. Театр Российской армии оснащен мощно? Я имею в виду свет, звук, какие-то динамические платформы?

Л. Татарова:

- Мы стремимся к этому, так скажем. У нас все еще в перспективе. То есть, что-то у нас уже есть. Чего-то нам еще недостает, но мы же все равно так или иначе зависим от министерства обороны, поэтому они тоже стараются…

Ю. Грымов:

- Я уверен, что министерство обороны и министр обороны Шойгу - я думаю, что эти люди как раз сами в этом заинтересованы, чтобы это была передовая техника. Все-таки мы живем в 21 веке. Понятно, что у художника кисточка, карандаш и т.д. Но в театре, когда появляется хороший свет, конечно, и должна приходить молодежь в виде технологии, поэтому…

Л. Татарова:

- Мы стремимся к этому очень.

Ю. Грымов:

- У вас есть сейчас художественный руководитель?

Л. Татарова:

- У нас сейчас нет художественного руководителя. После ухода Бориса Афанасьевича пока мы пока без художественного руководителя.

Ю. Грымов:

- Но у вас будет художественный руководитель. Объясню, почему я об этом спрашиваю. Мне кажется, что прямо так важно, когда должно быть какое-то направление. Направление единомышленников. И появится такой же зритель. Потому что вот эти проектные театры - ну, директорские, продюсерские театры - они как бы, мне кажется, это все-таки пережитки 2000-х годов. Там была такая мода.

Л. Татарова:

- Ну, у нас в театре никогда не было директора…

Ю. Грымов:

- Да, пока же нет худрука… но желаю, чтобы у вас появился бы человек яркий, которого вы полюбили бы и гордились бы. Вот сегодня что вызывает у вас настоящее чувство патриотизма? Вот у вас лично?

Л. Татарова:

- Я патриот с детства и у меня это, правда, в крови. Я выросла в Севастополе, в городе русской славы, и во мне вот эта гордость моей страной, наверное, не угаснет никогда. Я этим тоже очень горжусь. Наверное, не зря я попала в театр именно Российской армии, а не какой-нибудь другой. Недаром именно я езжу по этим гарнизонам и получаю от этого колоссальное удовольствие и это не просто, знаете, такой патриотизм ради патриотизма. Нет. Я действительно вижу, как развивается наша армия. И я всегда буду ею гордиться. Я считаю, что она великая!

Ю. Грымов:

- А у нас в гостях была Людмила Татарова, заслуженная артистка России, актриса театра Российской армии.

Л. Татарова:

- С праздником вас! С праздником!

Ю. Грымов:

- Да, спасибо вам большое! Еще раз всех с праздником!

А мы продолжаем программу «Культурный код». И с нами на связи сегодня Евгений Валерьевич Гришковец, драматург, киноактер, театральный режиссер, который тоже служил в армии. Евгений, добрый вечер.

Е. Гришковец:

- Добрый! Только я в армии не служил, мы служили на флоте.

Ю. Грымов:

- Да, я вот как раз про это и хотел спросить. Я помню ваш прекрасный спектакль «Как я съел собаку», один из первых спектаклей, который я увидел… и почему-то все время в голове я кручу, что он называется «Морячок», хотя он называется «Как я съел собаку». Вот остается ли в современной армии какая-то художественная эстетика, вот та, которая была, когда вы служили, когда я служил. Там была абсолютно своя эстетика. Это было и трогательно, и смешно, и пошловато, и торжественно. Все вместе. Как вы считаете, эта эстетика сохранилась в армии сейчас или все по новой? Все-таки сегодня уже российская армия, а не советская, где мы с вами служили.

Е. Гришковец:

- Да, хороший вопрос. Нет, конечно, она сохранилась. И я встречаюсь с моряками Балтийского флота, поскольку живу в Калининграде, частенько, и там прокручиваются те же самые анекдоты, которые мы рассказывали больше 30 лет назад. И эти мифические прапорщики и мичманы фигурируют, про которые рассказывают те же самые истории и байки, которые рассказывали и мы в свое время. Другое дело, что все-таки основными носителями некоей художественной мысли в армии и на флоте были все-таки военнослужащие срочной службы, а не офицеры. И сама по себе срочная служба в вооруженных силах была проверкой на верность художественной литературе, музыки, искусству и т.д. Для офицеров вопрос был решен, какое место в их жизни занимает искусство.

Ю. Грымов:

- Да, но вот где я служил, а я был художником и я оформил, по-моему, шесть или восемь ленинских комнат. Вот сейчас, интересно, вместо ленинских комнат что-нибудь существует, как вы думаете? Наверное, это какой-нибудь зал патриотизма или там России. Ну, наверняка же должна быть такая комната, где политобразование проходит.

Е. Гришковец:

- Ну, конечно. И это уже не ленинские комнаты и не красные уголки, а какие-то комнаты мужества… и потом, появились же капелланы… Но опять же, говорю, что это всего год службы. Чаще всего военнослужащие срочной службы служат в том регионе, в котором проживают их семьи, откуда их призвали. У них есть мобильные телефоны, у них есть самые разные другие занятия. В общем, это совсем не та служба. Я служил три года там, где некуда было ходить в увольнение. И, признаться, получение книги из очень маленькой библиотеки нашей базы - это было что-то совершенно чудесное. Ленинских комнат, понятно, там не было, рисовали боевые листки. То есть, в отличие от вас, я действительно служил с оружием.

Ю. Грымов:

- Здрасьте, я тоже с оружием. У меня было такое оружие! 39 тонн! Вот, пожалуйста, не обижайте меня, я все-таки на танке проехал 100 километров! Нет, нет, все строго. Приехала московская комиссия…

Е. Гришковец:

- У меня было оружие 4,5 тысячи тонн водоизмещением!

Ю. Грымов:

- А, ну мы сейчас будем мериться, да?

Е. Гришковец:

- Юр, ну я и служил дольше… на Дальнем Востоке, на Тихом океане…

Ю. Грымов:

- Вот, настоящий мужской разговор начался! Вот я прямо ждал, когда Евгений начнет говорить по существу. Смотрите, Евгений, вы служили на Тихоокеанском флоте, принимали участие, кстати, тоже в концертах художественной самодеятельности. Как к вам относились и воспринимали вот это искусство ваши сослуживцы?

Е. Гришковец:

- Ну, к этому никакого уважения, разумеется, не было. И я как раз таки попал с учебки на корабль, и я всячески старался от этого отделаться, потому что в то время, когда меня, еще молодого матроса, забирали в агитбригаду показывать пантомиму, в это время из тех людей, которые дольше меня прослужили, … вместо меня. И это было несправедливо. Я всегда воспринимал это как несправедливость. Благо с этим было довольно быстро покончено. Зато у меня была другая история. Я в свободное от вахты время пересказывал ребятам в кубрике книги, которые я прочитал. Вот этим я был, конечно… у меня был от этого такой серьезный авторитет.

Ю. Грымов:

- Ну, я, конечно, не на флоте служил, я управлял танком, но у меня был опыт, я часть кругосветки прошел с моряками на «Крузенштерне» и меня поразило, что очень важно, что называется «а поговорить». Очень важно. Потому что это развлечение, отвлечение, ну и, конечно, образование. Такой вопрос. А какой самый большой плюс службы в армии вы на себе ощутили? Вот прошли три года, вы отслужили - и что вы поняли, что самое важное там было?

Е. Гришковец:

- Я всегда говорю только о том, что… тема, которая там возникла… потом, какой-то предмет гордости, уважение со стороны отца, потому что у него была военная кафедра и его не призвали на воинскую службу. Уважение деда, который был фронтовиком - он уважал меня за то, что я носил эту форму и служил по-настоящему. Ну, и что-то еще… С другой стороны, мне очень жалко было того, что меня лишили юности враз - раз, и все. С филологического факультета, из такой университетской семьи, привезли туда и там… ну, первые полгода были совсем страшные и очень унизительные. Потому что это была та самая знаменитая школа оружия на острове Русский, про которую ходили легенды и мифы. И все эти легенды не соответствовали тому кошмару, который там был.

Ю. Грымов:

- А был реальный кошмар, было тяжело?

Е. Гришковец:

- Да, такая была чудовищная совершенно учебка, в которой собрались какие-то такие люди, у которых была такая философия своя, что вот первые полгода вы послужите, а потом у вас будет всю жизнь хорошее настроение.

Ю. Грымов:

- Сбылись ожидания? Евгений Гришковец - модный драматург - может, вот из-за этого все случилось, что все-таки полгода, а теперь - слава, деньги, афиши…

Е. Гришковец:

- Слава богу, я уже давно не модный. Ну, какая-то другая бы тема была. Я не знаю, Юр, правда, на этот вопрос мне трудно дать ответ.

Ю. Грымов:

- Евгений, вот понятно, что художественная самодеятельность, я там тоже много чего рисовал - плакаты там и т.д. Но все-таки к людям искусства, которые даже развлекали, отношение было все время очень такое легкое, поверхностное. Называли шланг… было же такое, правильно?

Е. Гришковец:

- Ну да. Шлангом не называли, но постоянная шутка, которую постоянно произносил наш старпом и на которую надо было мне бесконечно смеяться - я же с филфака был - «ну что, филолог, - говорил он при всех, - в лесу раздавался топор дровосека, им дровосек отгонял гомосеков» - и все должны были смеяться.

Ю. Грымов:

- Это было унизительно?

Е. Гришковец:

- Когда тебе 19-20 лет, конечно, унизительно.

Ю. Грымов:

- А кто-то из друзей остался со службы по жизни?

Е. Гришковец:

- Да, да, есть. Самое занятное, что в основном это татары с нашего корабля. И когда я приезжаю куда-нибудь в Казань или в Уфу, они собираются, их там человек 8, и я говорю, что получается, что я служил на каком-то татарском корабле.

Ю. Грымов:

- Да, но раньше же и во дворе, и в армии у меня была масса знакомых и я никогда не думал про национальности этих людей - и татары были, и узбеки, и армяне. И никто даже не думал, что какая-то разница в этом есть. А сегодня мы на это почему-то обращаем внимание.

Е. Гришковец:

- Ну да…

Ю. Грымов:

- Евгений, современные фильмы о войне - вот как вам эти фильмы, которые пытаются найти зрителя молодого и привлечь внимание к важной части нашей истории, героической части нашей истории. Вот как эти фильмы Евгению Гришковцу?

Е. Гришковец:

- Ну, это такая же боль, наверное, как и для тебя. Я не … об этом ничего и лучше я пересмотрю наши любимые фильмы, такие, как «На войне как на войне» и прочие, и мы ж застали еще в живых тех актеров и с ними общались, с теми, которые играли в этих великих фильмах. Я как-то писал о том, что для меня, хоть у меня и дед воевал, но все-таки войну для меня, как для мальчишки, выиграли те самые актеры великие в тех самых великих фильмах, которые мы смотрели о войне.

Ю. Грымов:

- Да, многие же воевали. А это же важно, да.

Е. Гришковец:

- Да. Вот вчера умерла радистка Кэт, актриса, которая сыграла эту роль. Вот для меня это как боевая потеря какая-то. А те фильмы, которые сейчас, я даже не хочу на них терять время, правда. Вот ты затронул эту тему, на которую я бы хотел очень сказать - по поводу той самой армейской эстетики, которая выражалась в тех самых альбомах, в дембельской форме, вообще в романтике возвращения домой. Вот это сейчас исчезло совсем. Потому что я зашел в магазин как-то, а там продается весь набор вот этих штук, во что одеваются дембеля. То есть, всякие дембельские погоны, какие-то разрисованные …. Какие-то уже переделанные крабы, какие-то разукрашенные бескозырки. То есть, все сейчас матрос может запросто купить в магазине - то, что мы тогда ночами делали себе на дембель. Потому что ночью корабль превращался в мастерскую и люди за полтора года к дембелю начинали готовиться. Дембельские альбомы, расшитые таким, сяким… Если тебе хочется сейчас дембельский альбом, пожалуйста, его можно купить и для этого не нужно какой-то гильзой вытачивать себе контуры корабля или из какого-то плексиглаза военно-морской флажок вырезать, который наклеивался на обтянутый бархатом альбом. Я помню, мы пришли, был какой-то концерт художественной самодеятельности, а я уже не участвовал, в Дом офицеров и они решили закрыть занавес. Они его закрыли и тут же обратно открыли, потому что на ту высоту, куда мог матрос дотянуться, весь занавес был срезан - красный бархат, разумеется, шел на дембельские альбомы.

Ю. Грымов:

- Я не удивлюсь, что вот эти погоны, все эти навороты, вот эта эстетика дембеля, я думаю, что это производят сейчас в Китае. Я не удивлюсь этому…

Е. Гришковец:

- Вполне возможно. Да.

Ю. Грымов:

- Да, и касаемо дембельских альбомов, учитывая, что я был художник, вот тут я всем и потребовался. То я был шланг, а, когда начались дембельские альбомы, ох, как меня все зауважали! Тут подскажи, тут стишок напиши… ну, думаю, развивать эту тему можно бесконечно, это действительно интересно и прикольно, но, может быть, сейчас есть дембельские сайты?

Е. Гришковец:

- Вот я даже об этом не думал. Наверняка. Надо посмотреть…

Ю. Грымов:

- /Представляешь, у каждого свой какой-то ник, он выкладывает себя героически там в виде памятника… может быть, есть сайт? Может, альбомы ушли в прошлое? Вот это же очень интересно…

Е. Гришковец:

- Да. Просто я не в курсе. Но я сейчас часто летаю из Калининграда в Москву и со мной часто летят дембеля с Балтийского флота. И они разукрашены просто как новогодние елки, на них такое висит, такие аксельбанты! И самое занятное, что им же сейчас просто дают медали за то, что они служили. Они практически все с медалями. Не те какие-то несколько значков, которые мы лелеяли…

Ю. Грымов:

- Ну, в основном же спортивные значки были. Прыгнул с парашюта, или ГТО там, помнишь?

Е. Гришковец:

- Да, да, но у нас только они не котировались, у нас были значки «Отличник ВМФ», «Классность» и обязательно «За дальний поход». А сейчас медали настоящие. И вот я смотрю, за год парень из Тулы, сходил, был там три месяца на какой-то учебке, потом на корабле… и вот он возвращается весь такой нарядный… Просто зависть берет! Но все это продается в магазинах. Все.

Ю. Грымов:

- Ну, ушло рукоделие.

Е. Гришковец:

- Да, рукоделие.

Ю. Грымов:

- Это же большой вопрос - рукоделие. Я вот на самом деле всегда, с детства, работал руками - занимался живописью, лепил из пластилина. Вообще на самом деле большой разговор относительно рукоделия. Вот смотри - на кнопочку нажал - получил знание. А раньше мы же резали руки и понимали, что нужно рану обеззаразить… то есть, это же тоже обучение… там пластилин, я выжигал таким аппаратом выжигательным тройку, которая несется вдаль… Мне интересно, в армии сейчас что бы Евгений Гришковец мог бы изменить? Вот если бы была палочка-выручалочка и Гришковец говорит - ребята, мы вводим такую дисциплину. Вот что нужно в армии сделать, по мнению Гришковца?

Е. Гришковец:

- Чтение художественной литературы насильственное.

Ю. Грымов:

- Понятно. Вот такой добрый у нас в гостях был Евгений Гришковец, драматург, киноактер, театральный режиссер. Большое спасибо, Евгений. С праздником! Вообще, я помню, когда я прошел кругосветку на «Крузенштерне» и мы остановились в Бресте французском, и туда пускали туристов, как бы я хотел, чтобы эти туристы думали, что я тоже с этого большого корабля, я хотел, чтобы они думали, что я тоже моряк и мной можно гордиться! С праздником всех!

Понравилась программа? Подписывайтесь на новые выпуски в Яндекс.Музыке, Apple Podcasts, Google Podcasts, ставьте оценки и пишите комментарии!