Почему сыновья аристократов не идут в бой

Человек против бюрократии: программа «Гражданская оборона» о том, как люди сопротивляются или уживаются с чиновниками в регионах России.
Владимир Ворсобин вместе с политконсультантом Игорем Димитриевым обсуждают отстраненность общества от событий на Украине

В. Ворсобин:

- Поговорим о наших элитах. На эту мысль меня подвиг сын Дмитрия Медведева Илья Медведев, который не сделал ничего плохого. Наоборот, прекрасный парень, говорят, вернулся из Америки, где у него какие-то проблемы были. Он бизнесмен, у него фирма. Занимается интернетом. Но вот это действо, когда Турчак вручал ему членский билет, во-первых, хорошо, когда аристократы друг друга поздравляют, все это выходит в федеральные СМИ. Но меня поразило объяснение Турчака, почему важно, что сын Медведева приходит в «Единую Россию». Он заметил, что это идеал молодого человека, который приходит в политику, мол, глядя на это, молодые люди придут в политику, в «Единую Россию».

Идеал – это человек, который занимается интернетом, человек мирной профессии. Хотя сейчас вроде время другое. Сейчас нужно ребята из суворовских училищ давать эти билеты и показывать этот тренд развития общества. Когда я читаю наших фронтовых корреспондентов, которые возвращаются с Донбасс, для них тоже странно, когда они меняют военную жизнь на мирную, когда они круглыми глазами смотрят на то, что сейчас происходит в Москве, на экономическом форуме и так далее.

Говорим о том, чувствуем ли мы эту спецоперацию? Чувствует ли элита, что Россия вошла в другое измерение. У нас на связи Игорь Димитриев, политконсультант. Человек, который практически все время находится в Украине, там, где происходят бои.

И. Димитриев:

- Добрый вечер.

В. Ворсобин:

- Как вам эта история с Ильей Медведевым?

И. Димитриев:

- Я, действительно, считаю, что развитие страны связано не с боевыми действиями, а с технологическим и экономическим ростом. Будущее страны – это именно успешные предприниматели, айтишники, технологи, инженеры и так далее. Вопрос в том, что даже боевые действия, с учетом технологического рывка, без нововведений, без новаторских подходов, без IT-технологий, искусственного интеллекта, в общем, все эти войны остались в прошлом, такие традиционные, с марширующими колоннами, с танковыми парадами. Война уже совершенно другая, она меняется. Она меняется на глазах. И меняется ценой большой крови. Эти изменения можно игнорировать, но лишь ценой большой крови.

Да, действительно, будущее нужно связывать не с выпускниками суворовских училищ, а с выпускниками технологических вузов. Яркий и характерный пример, который превратился уже практически в легенду, это взлет семьи Байрактаров – производителей одноименных беспилотников в Турции, которые то ли благодаря близости к Эрдогану, то ли наоборот, стали близки Эрдогану…

В. Ворсобин:

- Которые бомбят наши российские позиции.

И. Димитриев:

- В том числе. Это можно было предположить еще несколько лет назад, что они будут бомбить. Технологический рывок турецкой армии связан не с выпускниками военных вузов, а с выпускниками технологических вузов.

В. Ворсобин:

- Вы сейчас говорите о подготовке к войне, о том, как было бы здорово, если бы эти айтишники подготовили армию, она была бы более эффективной и менее кровопролитной, чем сейчас. Но сейчас мы находимся там, где находимся. Когда военкоры едут сюда, они видят, что это не народная война, не народная спецоперация. Люди здесь вообще не думают об этом. Это проблема тех десятков тысяч человек, которые находятся в окопах. Как будто есть элитное разделение. Если ты из глубинки и тебе не хватает денег, то ты идешь воевать. Там находятся колхозники, рабочие, пролетариат. А вот та элита, которая находится в Москве, Питере и так далее, они сидят в клубах.

И. Димитриев:

- Это совершенно другая проблема. Она не связана с войной. Она всегда была. Просто вы сейчас так очевидно с ней столкнулись, обнаружили, что вы погружены в военную повестку, а есть люди, которые ее игнорируют. Но это было всегда. Я приехал в Россию лет девять назад. Меня удивило, что так называемая элита очень невысокого качества. Там вопрос не в том, что они айтишники или гламурные клубные деятели, а в том, что они плохие айтишники. Есть в России хорошие айтишники, они работают в коммерческой отрасли, а те, которые называются элитариями, они практически ни в чем не преуспели.

Я обнаружил, что даже мои коллеги в политтехнологической сфере, медиа-сфере, они либо приближены к власти, и им для этого не нужно иметь высоких компетенций, либо они очень высоко компетентны, но попасть в российскую элиту не могут. Во всех остальных отраслях происходит такая проблема – отсутствие вертикальных лифтов. Человек, который имеет серьезную теоретическую подготовку, вузы специальные закончил, он не имеет возможности попасть в сферу государственного строительства, военную.

В. Ворсобин:

- А почему? Там места заняты?

И. Димитриев:

- Есть такая поговорка: потому что у генералов есть свои дети. Выходит абсолютный разрыв. Там же не только о детях речь. А о том, чтобы куда-то попасть, ты должен продемонстрировать лояльность, надежность и исполнительность. А чаще всего она связана как раз с низкими компетенциями. И происходит тотальный отбор некомпетентности.

В. Ворсобин:

- Происходит отрицательная селекция.

И. Димитриев:

- Так и есть. Во многих сферах до стыдных моментов доходит. Люди реально очень низкой квалификации занимают ключевые должности. И причина их там нахождения – это какие-то внутриэлитарные связи.

В. Ворсобин:

- Это такая плохая аристократия. Раньше дети аристократов служили, они были в казармах, для них это было обязательно. Они шли на текущую войну. Это была та аристократия. Может быть, я старомоден. Я все пытался найти в открытых источниках ответ на вопрос, кто из сыновей наших высоких чиновников сейчас находится в зоне СВО? Мне кажется, главное – власти показать народу, что они едины. В этой беде мы едины. А как это показать, если элита находится на экономическом форуме в Питере, а народ находится там, умирая по несколько сотен в день? Или правила уже изменились, и это уже не важно?

И. Димитриев:

- Правила изменились. У меня к Питерскому форуму другие претензии.

В. Ворсобин:

- Это лишь символ.

И. Димитриев:

- Ко всем питерским форумам другие претензии. Я не считаю, что нужно прекращать любую экономическую или какую-то еще активность во время боевых действий. Но сейчас особенно выпукло смотрится ситуация, что Питерский форум ничего особо интересного не рождает. Да, там элитарная тусовка, все следят за костюмами чьих-то телок, экскортниц, как их принято сейчас называть. Кто-то танцует, какие-то движения очень резонансные, но пустые. По факту вас должно раздражать даже не проведение экономических форумов в воюющей стране, а то, что оно абсолютно выхолощено. По факту, мы вряд ли найдем какой-то рывок по итогам этого форума.

Практически во всем так. Эта элита в России как кокон такой замкнутый. Они не только не обмениваются с обществом кадрами, то есть не подтягивают интересных деятелей в себя. Элита еще живет совершенно своей повесткой.

В. Ворсобин:

- «О каких аристократах идет речь? Вы это серьезно?» - пишет наш слушатель. Да, мы пытаемся в них найти хоть что-то аристократическое. Мы говорим о нашей элите, о нашей власти. Как их еще назвать? Сейчас дети наших сановных чиновников, по моим данным, не служат в зоне спецоперации. И вообще ощущение от столиц… Дам слово нашему корреспонденту Александру Коцу, который контраст между жизнью в России и на Донбассе охарактеризовал вот таким образом.

А. Коц:

- Мне кажется, это нормально, когда в далеком тылу люди не живут войной. Если сравнивать Москву и Белгород, это совершенно разное восприятие происходящего на Украине. Белгород этим живет, Белгород живет в 30 километрах от границы, у них бои вдоль границы шли, в Харьковской области. У них постоянно что-то сбивает ПВО, у них постоянно что-то запускается в сторону Украины каждую ночь, по четыре-пять пусков. И у них постоянно ездят военные колонны, которые перебрасывают с одного направления на другое. Понятно, что у них восприятие происходящего другое, они внутри этого варятся, у них очень трогательные гражданские позывы. Они встречают военных, кормят обедами, пирожками, какие-то передают им предметы первой необходимости. В Москву приезжаешь – ты этого всего не чувствуешь. Потому что это все далеко.

В. Ворсобин:

- Мы с Сашей посидели и, кажется, нащупали ответ на вопрос, почему не чувствуешь. Он видит это так. Почему нет такого, чтобы Z было на каждой машине?

А. Коц:

- Я много общаюсь со своими подписчиками в Telegram, люди боятся. Многие хотят это сделать, но они боятся. Потому что один сделал, ему разбили окно в машине. Другой сделал, ему поцарапали машину, перечеркнули эту букву Z гвоздем, попортили автомобиль. Люди просто боятся за свое имущество. В Москве очень много групп, которые между собой консолидируются и создают группы помощи, в которых собирают деньги и закупают необходимое на фронт. «Москва – фронту». Я поддерживаю одну из таких групп, в которой на сегодня состоит 2300 человек. Это несколько грузов, в том числе и по моим спискам, уже были отправлены на фронт. И это не единственная группа в Москве. Их очень много. Но они не видны в общей атмосфере пофигизма.

Реально нет понимания, что там происходит. Может быть, это пафосно прозвучит, но, на мой взгляд, там идет борьба за российскую государственность. Если мы проиграем эту войну, то никакой России не будет. Нас просто растопчут. Этого понимания нет.

В. Ворсобин:

- Игорь, мы примерно обрисовали атмосферу вокруг операции. А можно ли в таком состоянии, в такой атмосфере победить? Я не помню ни одного случая, чтобы Россия, не напрягаясь всеми своими силами, не подняв всю свою мощь, не заинтересовавшись одной идеей, при этом выиграла.

И. Димитриев:

- Требуется ли напряжение всех сил?

В. Ворсобин:

- Так можно выиграть спецоперацию, вот так – с расслабленной элитой, с расслабленным народом, с тем, что где-то что-то идет, какие-то бои, а наше дело – мы тут на работу ходим, Медведева принимаем в партию.

И. Димитриев:

- Давайте так. Буду вам оппонировать абсолютно искренне. Вы считаете, что, если на Питерском форуме были бы везде буквы Z нарисованы, в кабаках везде буквы Z, все пили бы только за здоровье или за упокой погибших, как-то это изменило бы ход боевых действий там? Нет. Вопрос в том, что война поставила ребром вопрос об эффективности элит, управления, подготовки к любым вызовам – и военным, и экономическим, и технологическим, каким угодно. Она обнажила многочисленные проблемы, которые теперь связаны со снабжением армии, с продумыванием стратегии, с подготовкой мероприятий не военного характера, с подбором ставленников или агентов…

В. Ворсобин:

- Вы описываете проблемы 1941 года. Это всегда было. А потом, когда понеслось, когда и флаги на каждом углу…

И. Димитриев:

- Когда понеслось, когда миллионами людей, вооруженных винтовками, удалось остановить, а потом опрокинуть наступающего противника, - сейчас такой возможности, наверное, не будет. Тогда «бабы новых нарожают», а сейчас бабы особенно не рожают. И потому противопоставить можно только большую эффективность работы, большую эффективность управления, большую эффективность освоения имеющихся ресурсов, в том числе и в Украине. До сих пор сложности – где разместить людей, чем их накормить. Суть в том, что, если вы сейчас заставите людей здесь, в России, жить только войной, от этого ни война не станет идти более эффективно, ни экономическая ситуация от этого точно не изменится в лучшую сторону.

Оказалось после начала боевых действий, что самый эффективный инструмент, имеющийся у России, это как раз не армия, а это экономика. Те инструменты давления, которые есть, они экономического характера. Самые эффективные. Украину совершенно не так поддерживают поставками вооружений, как предполагалось. Потому что оказалось, что Россия занимает на рынке топлива, продовольствия, еще в некоторых позициях ключевое место. И санкционное давление в ее адрес, ограничения экономические в значительной степени ударят по странам Европы, США, еще каким-то. Поэтому они воздерживаются от прямого участия в конфликте. Оказалось, что это более эффективный инструмент.

Вы предлагаете сейчас нарисовать везде буквы Z и запретить людям жить экономической активной жизнью.

В. Ворсобин:

- Это называется мобилизация. К чему Стрелков призывает.

И. Димитриев:

- С мобилизацией тоже большие вопросы. Если мы просто поставим под ружье огромное количество людей, без соответствующей структуры, без системы подготовки, с той же системой обеспечения, которая была до того, мы просто положим большое количество людей. Нет структуры, которая в состоянии такое количество мобилизованных просто освоить, через себя пропустить.

В. Ворсобин:

- В этом случае это будет пушечное мясо.

И. Димитриев:

- Да. Мне кажется, стоит воздержаться от таких необдуманных лозунгов, как у Стрелкова. Потому что он прекрасно понимает, что будет происходит в случае такой мобилизации. Во время боевых действий возможен обратный эффект. Количество гробов, которые благодаря СМИ…

В. Ворсобин:

- Как в чеченскую кампанию. Но сейчас власти извлекли уроки из чеченской кампании. Поэтому СМИ заткнули. По большому счету, обсуждать потери уже незаконно, подсчитывать их уже незаконно. В этом смысле власть подстраховалась. Но я согласен, что есть количество гробов, которое уже нельзя скрыть. Это уже выходит на определенный уровень.

Социологи говорят еще об одном эффекте, они говорят о рутинизации спецоперации. Люди привыкают, что где-то идут боевые действия. Люди перестают уже замечать это. Я думаю, через три-четыре месяца, если так дело пойдет, то это будет такой ирано-иракский конфликт 70-х годов, где будут уже, зевая по утру, смотреть, где находятся наши войска, а где – украинские. И это будет вообще даже считаться какой-то поддержкой войск. И все это потихонечку выхолостится. И поддержка выхолостится.

И. Димитриев:

- Это неизбежно. Так уж вышло, что у нас в последние десятилетия средства коммуникации, СМИ стали настолько широко распространены, настолько мы в них погружены, что с первых же дней конфликта на нас вываливается такое количество информации, которое человек, все пропуская через себя, очень сильно загорается, а потом неизбежно выгорает. И это естественный процесс. Может быть, его и стоило как-то регулировать, удерживать людей от излишних переживаний в первое время. Но этот процесс неизбежен. Каким образом с ним работать – это другой вопрос. Когда человек кому-то сопереживает, чувствует эмпатию, связь, он, как правило, пропускает информацию через себя.

В. Ворсобин:

- Мы не успеем договорить, к сожалению. С нами был Игорь Димитриев, политконсультант.