Военкор Поддубный - о юморе на фронте, ближайших боевых действиях и возможных переговорах
Н. Фридрихсон:
- Всем здравствуйте. Сегодня наш гость – Евгений Поддубный, военный репортер ВГТРК. Евгений Евгеньевич, здравствуйте.
Е. Поддубный:
- Надана Александровна, доброго дня.
Н. Фридрихсон:
- У нас 24 февраля будет два года специальной военной операции. Вы очень известный военный репортер, СВО очень подробно освещали. По вашим личным замерам, за эти почти два года что изменилось в наших Вооруженных силах, а что изменилось у украинской стороны?
Е. Поддубный:
- Ну, это вопрос для разговора на пару суток. Если выделять ключевые моменты, то, конечно, их очень много. Изменилось всё. Вообще специальная военная операция – это война, которая показала, что военная наука абсолютно всех передовых в этом смысле государств и блоков не была готова к таким боевым действиям. Ну, начнем с того, что это, пожалуй, самые масштабные боевые действия (я имею в виду, по задействованным силам и средствам с обеих сторон) с Великой Отечественной войны, продолжая тем, что это первая война нового поколения, которой мир еще не видел. Вот совокупность этих факторов и потребовала уже в момент начала боевых действий от нас, от армии России в частности, меняться и усиливать определенные компоненты, которым, возможно, раньше не уделяли должного внимания. Причем не уделяли не только в российской армии, не уделяли в принципе.
Н. Фридрихсон:
- Это беспилотники, например?
Е. Поддубный:
- Например, беспилотники, но не только беспилотники. В первую очередь, если смотреть шире, это разведывательно-ударные контуры, которые разрабатывались и использовались, конечно, и ранее, но появилась возможность формировать разведывательно-ударные контуры фактически повсюду. И это в нынешней войне не требует титанических усилий науки и производства, я бы так сказал. То есть с появлением дронов можно компенсировать какие-то пробелы в других видах разведки довольно дешево, оперативно и сердито. На самом деле одна из ключевых особенностей специальной военной операции заключается в том, что время от обнаружения цели до огневого поражения цели сократилось до нескольких минут. Более того, теперь из этого же вытекает еще одна большая проблема. Остаться незамеченным на линии боевого соприкосновения сейчас практически невозможно. То есть передвижение противника сейчас не является секретом. Сейчас невозможно обеспечить превосходство и преимущество внезапности фактически нигде. То есть линия боевого соприкосновения, она постоянно просматривается и с помощью дронов, и с помощью средств наземной оптической разведки, и с помощью других видов разведки. Но все это стало работать в совокупности. Естественно, это потребовало изменения тактики.
Дело в том, что тактика, она меняется, исходя из тактико-технических характеристик вооружений и военной техники, которая используется на линии боевого соприкосновения. Вот эти временнЫе рамки, они потребовали менять тактику, они потребовали менять подходы, причем потребовали не только от военных, но и от гражданских. В том смысле, что промышленность во многом оказалась не готова к подобным требованиям армии России, и не только армии России, вообще мировая промышленность. Посмотрите, что происходит с современными образцами военной техники западных стран. Я не склонен утверждать, что это плохая техника, я склонен утверждать, что эта техника не приспособлена к нынешним боевым действиям. Это продукт отсутствия дефицита ресурсов и крайней самоуверенности.
Нынешняя большая война, она сбила спесь с нашего противника. Ну, чего греха таить, украинская армия была на самом деле демилитаризирована довольно быстро, в начале специальной военной операции.
Н. Фридрихсон:
- За какой период?
Е. Поддубный:
- Ну, я не могу судить, за какой период. Я могу сказать, что первых 6 месяцев было достаточно, для того чтобы боевой потенциал украинской армии уничтожить полностью. Если бы не западные вооружения, военная техника, западная разведка (это тоже очень важно) и, естественно, западные деньги, то украинской армии сейчас не существовало бы, и украинского государства не существовало бы тоже.
Н. Фридрихсон:
- Многие ставят зарубку на Мариуполе, «Азовстали», что тогда украинский потенциал закончился, и в игру вступил уже такой натовский коллективный.
Е. Поддубный:
- Ну, я не берусь судить на самом деле, где был этот Рубикон. Потому что в данном контексте это не очень важно. Противник тоже проявляет на самом деле довольно хорошую приспособляемость, адаптацию, и так быстро обеспечить применение западных образцов вооружения, в общем, это требует определенных усилий.
Здесь что важно? Что мы должны рассматривать противостояние в рамках того, что происходит сейчас на территории, которую до сих пор контролирует киевский режим, как продолжение довольно серьезных процессов, которые были инспирированы западными странами вообще после 1991 года, а особенно активно после 2008 года, а максимально активно после 2014 года. Соответственно, в тело Вооруженных сил Украины были вживлены и успели прижиться натовские инструменты. Это и позволило в ходе СВО противнику так быстро начать использовать и западные стандарты боевого управления, и западную технику. Позволило, но не позволило использовать успешно, что тоже является очень серьезным итогом 2023 года в зоне специальной военной операции. То есть провал так называемого контрнаступления формирований киевского режима – это на самом деле провал не только нашего видимого противника, непосредственного противника (я имею в виду Вооруженные силы Украины), это очень серьезный провал западной военной научной мысли. Потому что доподлинно известно, что западные военные специалисты убеждали высокопоставленных военачальников украинских в том, что тактика и стратегия, она рабочая. Гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Для нас это очень хорошо.
Н. Фридрихсон:
- На ваш взгляд, человека, который общался с нашими военными и много что видел в зоне проведения СВО, коллективный украинский военный – это достойный противник, он достоин уважения, с учетом писаных и неписаных правил боевых действий?
Е. Поддубный:
- Надана Александровна, любой противник достоин уважения, но ряд трагедий, ряд факторов позволяют мне говорить, что тема уважения противника сейчас не стоит на первом месте. Что об этом говорить? Мы ведем тяжелейшие боевые действия, противник использует террористические методы борьбы с нами. Я не очень понимаю вообще в этом разрезе, зачем обсуждать уважение или неуважение к противнику.
Н. Фридрихсон:
- Потому что недавно прошла информация по Telegram-каналам, что на меня, например, произвело неизгладимое впечатление, когда российский военный, украинский военный оказались рядом на земле, друг друга лечили, друг друга пытались спасти. В итоге украинский военный погиб, а российский выжил. И меня эта история искренне поразила после тех ужасов, которые мы видели и читали, и про зверства, которые украинская сторона творила.
Е. Поддубный:
- Слушайте, это же история не про стороны, это история не про украинского военного и российского военного. Это история про двух людей, которые оказались на пороге смерти. Таких историй было много и в Великую Отечественную войну, и советские медсестры оказывали помощь немцам, фашистам. Это человеческий выбор. И хорошо, что мы остаемся людьми. Я вообще не сторонник утверждать, что в рядах Вооруженных сил Украины все нелюди. Это неправда. Правда, она гораздо глубже и шире. Но если мы говорим не о человеческих, грубо говоря, отношениях в период какой-то критической ситуации, а если мы говорим об уважении к противнику, то, мне кажется, армия России в любом случае воюет с уважением к любому противнику. Это на самом деле так. Но в силу определенных обстоятельств, в силу трагедий, которые происходят в последние два года, в силу подходов руководства киевского режима я бы вообще эту тему не поднимал. Мы можем поговорить об этом, мне кажется, после победы.
Н. Фридрихсон:
- Мы уже затронули эту тему – террористическая активность киевского режима, обстрелы российских районов, регионов. Уже не только Донецк, уже не только так называемые новые регионы, но и Белгородская область. На ваш взгляд, это агония такая киевского режима или это новый тип боевых действий, к которому они переходят после провала того самого контрнаступа?
Е. Поддубный:
- Да нет, ничего нового в этом нет. Киевский режим использует террористические методы ведения войны с начала гражданской войны в Донбассе в 2014 году. Просто элементы новые добавляются, это правда. Например, спецслужбы Украины активно занимаются политическими ликвидациями, чему наверняка они пытаются научиться у израильских спецслужб и вдохновляются этими действиями. Киевский режим выбирает для ликвидаций, для убийств и чиновников, и журналистов, и лидеров общественного мнения. Киевский режим убивает наших людей, предполагая, что это как-то поможет. Мне кажется, что тем самым функционеры, военные преступники просто роют себе яму и увеличивают степень ответственности и наказания, которое их ждет обязательно.
Что касается агонии, я сторонник делать выводы о состоянии противника, используя лишь один фактор - положение на линии боевого соприкосновения. Есть такая формулировка, называется она боевая устойчивость. Пока противник эту боевую устойчивость сохраняет, говорить об агонии преждевременно. Что пытается сделать киевский режим? Киевский режим абсолютно бесчеловечными ударами по гражданским объектам в Белгородской области (ну, а ударить по новогодней елке, по катку неизбирательным вооружением – это, в общем, сатанизм в чистом виде) пытается вынудить нас на крайне эмоциональные, импульсивные действия, на такой же ответ, на удар по Харькову, например, и не по военным объектам, а по гражданским. Например, на эмоциональное решение о переброске определенных сил и средств с тех направлений, которые сейчас являются крайне тяжелыми для нашего врага.
Н. Фридрихсон:
- Авдеевское направление, например?
Е. Поддубный:
- Суть не в этом. Я не берусь судить, какой замысел есть у командования киевского режима. Суть в том, что нас в любом случае пытаются вынудить совершить эмоциональный и не очень обдуманный шаг. Это довольно наивный подход, с одной стороны, и людоедский подход, с другой стороны. Более того, это еще и происходящее в рамках такой концепции киевских властей не быть, а казаться. Для них же очень важно, что происходит в информационном пространстве, они, как вампиры, пьют эту кровь. И подчас совершают абсолютно идиотские шаги только для того, чтобы наполнить информационное поле. Вот три таких основных фактора, зачем преступники идут на эти мерзости (я по-другому не могу сказать). Для нас это огромная боль, для нас это огромная мотивация. В мести вообще нет ничего хорошего, но иногда без мести просто не обойтись. За убийство наших детей, наших людей в Белгороде, конечно, нести ответственность должны не женщины и дети, которые живут на территории, которую контролирует киевский режим, а персоналии. И я не просто верю, я знаю, что эти персоналии в один прекрасный момент за все ответят.
Я однажды сказал фразу и сейчас повторю. Умение побеждать – это еще и умение терпеть, и терпеть подобные вызовы, терпеть подобные провокационные действия. Терпеть в том плане, что не совершать необдуманных крайне эмоциональных поступков. Мне кажется, в этом смысле всем нам надо набраться терпения. Вообще российское государство настроено таким образом, что ответственность за определенные злодеяния, она в любом случае злодеев настигает. Я недавно случайно в потоке новостей увидел, что очередного боевика кавказского, связанного с Басаевым, задержали. А прошло уже больше 20 лет. В общем, надо ждать, всё будет.
Н. Фридрихсон:
- Давайте перенесемся, что называется, на линию фронта. У вас было очень много блестящих репортажей из зоны проведения СВО. Я не поленилась, читала отдельные комментарии к репортажам. Понятно, там были разные мнения, там и украинская сторона прибежала, тоже копытцами постучала, но в основном люди писали, что ваши репортажи вдохновляют. Был у вас какой-то выезд, эпизод за время, когда вы работали в зоне СВО, который вам наиболее запомнился из-за героев, из-за ситуации?
Е. Поддубный:
- Да нет, что-то выделить довольно сложно. Люди, которые находятся на переднем крае, очень часто мы друзья, еще чаще ближе, чем друзья. Коль вам интересно, я отмеряю свои дни там не репортажами, а прожитыми совместными историями с этими людьми. Здесь скорее удивляешься, как часто люди, с виду неказистые, без какой-то особенной харизмы, таких повстречаешь на улице и, может быть, и не запомнишь, а там становятся самыми прекрасными людьми на свете. И красота эта душевная, она видна за километр, что называется. Кого-то сложно выделять. Со многими офицерами мы работаем вместе со времен начала нашей операции в Сирии, с кем-то со второй чеченской кампании. И каждый день – это огромное количество эмоций, и плохих, и хороших. Ну, плохое со временем забывается, безусловно, хотя не всё.
Н. Фридрихсон:
- А были какие-то смешные моменты, которые попали в кадр, не попали, неважно? Но война же вещь такая, бывает и смешно.
Е. Поддубный:
- Слушайте, конечно, были. Так всего и не расскажешь.
Н. Фридрихсон:
- Может быть, что-то можете рассказать?
Е. Поддубный:
- Раз с моста чуть не улетели, пока анекдоты травили в машине.
Н. Фридрихсон:
- Это как?
Е. Поддубный:
- Ехали с ребятами, увлеклись разговоров, знали, что мост впереди есть, а его подорвали без нас. В общем, остановились в 3 сантиметрах от моста. Очень смеялись. Анекдот я уже не вспомню, но он был если не про мост, то как раз про 2 сантиметра.
Н. Фридрихсон:
- Такие моменты в основном в памяти и остаются, наверное?
Е. Поддубный:
- Да в памяти остается всё на самом деле, и забывать ничего не хочется. Я не склонен просто сейчас говорить о каких-то смешных моментах, потому что никогда так часто не приходилось хоронить своих друзей и товарищей. Смеяться тоже нужно, после победы – обязательно.
Н. Фридрихсон:
- У вас в репортажах идет ваш закадровый голос, а оператор показывает вашу беседу с каким-нибудь военным. Там не слышно, о чем вы говорите, но поражает, что в этот момент военный улыбается, вы о чем-то таком говорите. И это тоже вдохновляет людей, они пишут: господи, какие светлые, улыбчивые лица. Многие говорят, что штурмовики - довольно веселые люди.
Е. Поддубный:
- Да разные люди. Мы однажды жили в Изюме, в штабе одной из наших армий, и жили вместе с очень веселым офицером ПВО. Каждый день с утра или вечером, пока не выезжали куда-то работать, наблюдали разные картины, которые происходили в радиообмене. Из этого можно целую юмористическую книгу написать. Если вырвать этот радиообмен из контекста, то получается какая-то такая веселая шарада, а на самом деле речь шла об очень серьезных вещах. И периодически противник пытался поразить наше место нахождения при помощи оперативно-тактических ракет и реактивных снарядов, а за уничтожение этих ракет и снарядов отвечал как раз наш товарищ, с которым мы жили в одной комнате. И мы просыпались со словами «слава ПВО» и засыпали с этими же словами.
Во дворе здания, где мы жили, был туалет уличный. Соответственно, в район этого туалета постоянно приземлялись снаряды (не знаю, почему противнику он так не нравился). Родилась шутка, что за 10 походов в туалет нужно представлять военного к медали «За отвагу», а за 30 – к ордену Мужества. Ну, такие какие-то смешные вещи действительно были.
Н. Фридрихсон:
- Не могу не спросить. Сейчас ремесло военного репортера стало очень популярным. Даже стали разделять - военные журналисты и военные блогеры. Была даже дискуссия, кого куда относить. Вы очевидно военный репортер с большой историей. Как вы относитесь к тому, что искусство военного репортера становится популярным и даже где-то немножко попсовым? Это мое оценочное суждение. И топ-5 ваших правил, выведенных за эти годы, что точно должен делать военный репортер в зоне боевых действий?
Н. Поддубный:
- Сложный вопрос. Я отлично отношусь к людям, которые на нашей стороне освещают боевые действия и делают это без ущерба для войск и для страны.
Н. Фридрихсон:
- Уточню, блогер тем и отличается по мнению многих, от военного журналиста. Он может навредить, ему быстрее бы выложить, а то, что он локацию может спалить или военному лицо не закрыть, его это мало волнует.
Е. Поддубный:
- Давайте без ярлыков. Все же очень индивидуально. Есть очень ответственные блогеры и очень безответственные журналисты. Я бы не стал одной краской всех мазать. Дело в том, что средства доставки информации до конечного потребителя стали очень доступными. Это породило народную журналистику. Военный блогер, военный журналист – все это термины, которые не очень верно отражают ситуацию. Есть лишь один критерий для человека, который освещает боевые действия, это профессионализм и любовь к Родине. Если человек профессионал, любит свою страну и не хочет ей навредить, он будет делать все возможное, чтобы работать в этих рамках и приносить пользу.
Я вообще считаю, что в период, когда твоя страна воюет, каждый житель этой страны должен приносить пользу стране. И я военный репортер воюющей страны. Поэтому все свои действия в этом смысле я внутренне согласовываю с тем, что я делаю свою работу для того, чтобы моя страна как можно быстрее пришла к победе. Не буду никого учить ни жизни, ни какие-то пять правил, шесть правил.
Н. Фридрихсон:
- Вы знаете, что вам многие завидуют? В разделе «военная журналистика» вы, Александр Коц, Дмитрий Стешин, Александр Сладков – это такие рок-звезды, Led Zeppelin военной журналистики. Может, все-таки поделитесь чем-то для зеленой поросли?
Е. Поддубный:
- Если говорить о том, что сейчас моя страна ведет специальную военную операцию, а я являюсь журналистом, очень давно освещаю боевые действия, то главный критерий работы – делать свою работу профессионально и при этом всегда учитывать интересны собственной армии, страны. Какие советы тут еще нужны? Все остальное – это и разряда ремесла. А советы про ремесло нужно давать на лекциях. Это долгий разговор.
Н. Фридрихсон:
- Владимир Соловьев называл вас «бог военкоров».
Е. Поддубный:
- Спасибо, конечно, Владимиру Рудольфовичу, но мне неловко от этой формулировки.
Н. Фридрихсон:
- А почему нет ощущения, что вы это заслужили?
Е. Поддубный:
- Особенность работы репортера, и военного репортера тоже, это очень простая истина: день закончился, ты заснул, проснулся и начинаешь с нуля. Не надо себя убаюкивать.
Н. Фридрихсон:
- Мы начали беседу с того, что нынешние боевые действия – это уже другого типа война. С учетом всех этих новых вводных, какие военные специалисты вышли в авангард? На каком-то этапе Бородай говорил, что у нас как Первая мировая – пошла война артиллерий. И артиллеристы пошли в авангарде. Потом был период штурмовиков в авангарде. Сейчас, видимо, «птичники»?
Е. Поддубный:
- Нет никакого авангарда. Есть взаимодействие родов и видов. И в этом смысле ничего не меняется ни со времен Первой мировой, ни со времен Второй мировой, ни со времен войны в Афганистане. Вопрос немного в другом. Вопрос как раз в этом взаимодействии и в скорости боевого управления. У нас по-прежнему артиллерия – это огромный фактор успеха или неуспеха. У нас по-прежнему, несмотря на все технологии, несмотря на то, что мир научился куда более точечно убивать и уничтожать живую силу, без пехоты ни один окопчик взять не будет. Без солдатика с автоматом взять ничего невозможно. У нас по-прежнему без взводного нет управления боевыми действиями. Здесь важно понять, что опыт предыдущих тяжелейших войн никуда не делся. И то, что он хорошо осмыслен и применяется, это очень важно. И отказываться от него невозможно. Просто на этот опыт насаживаются достижения науки и техники, которые этот опыт позволяют переосмыслить и действовать еще эффективнее.
Да, есть тонкости. Расход боеприпасов для артиллерии благодаря средствам разведки сильно снизился. Чтобы поразить взводный опорный пункт, не нужно использовать норму Великой Отечественной войны. Это просто ни к чему. Даже использую не высокоточные боеприпасы. Я видел своими глазами, что у нас артиллеристы могут поразить танк в движении с третьего снаряда. Это невозможно, исходя из тактико-технических характеристик системы вооружения, но они это делают. При этом невозможность действовать скрытно очень часто вообще ставит с ног на голову всю тактику использования подразделений. Многие вещи не работают. Танк перестал был вооружением прорыва, танк стал средством поддержки пехоты. Очень хорошим, очень качественным.
Наши ученые, военные специалисты, конечно, занимаются осмыслением этого опыта, пишут новые методики, новые учебники. У нас идет огромная работа в военных вузах. Я это прекрасно знаю, потому что мне постоянно пишут и преподаватели, многие из них мои друзья, это боевые офицеры, которые не просто стараются осмыслить этот опыт, а они его внедряют, они учат курсантов, которые в самое ближайшее время станут теми самыми младшими офицерами, что будут этот опыт развивать и использовать. Хочется поменьше умничать. Потому что эта система знаний, навыков и умений, которая сейчас позволяет нам переигрывать врага, - а мы сейчас переигрываем врага, инициатива сейчас на стороне российской армии, - это очень сложная система, где увязаны тысячи обстоятельств, факторов, характеристик систем вооружений, средств связи. Как только вы слышите некое упрощенное мнение, могу утверждать, что оно не очень верное.
Н. Фридрихсон:
- У нас же выборы в 2024 году. И наши западные партнеры очевидно будут делать ставку не на либералов, а на тех самых рассерженных патриотов. И эти простые мнения с дивана будут заполонять интернет, чтобы вызвать гнев.
Е. Поддубный:
- Россию вообще можно победить, только используя внутренние противоречия и доведя ситуацию внутри страны до столкновений гражданских. Это правда. Нет другого способа победить нашу страну, поэтому на это будет сделана ставка. Нет цели кого-то уличить в чем-то, но вы же видите, куда движется общественная дискуссия. Она движется к конструктиву. И это тоже очень серьезный, важный процесс для нашей страны. Для России формируется давно забытый тип гражданского общества, когда нам важно все, но не только покричать, а еще и что-то сделать. На недостатки указывать очень просто. А вот исправить их, даже просто озвучить эффективный способ их исправления, могут единицы. И эти единицы как правило, молча этим занимаются. Я вижу, как огромное количество людей каждый день работают, чтобы что-то сделать лучше. Как правило, они об этом не рассказывают.
Н. Фридрихсон:
- Вы сказали, что в период военных действий гражданин России должен делать что-то, что приносит пользу его стране. Релоканты. По-прежнему ведется большая дискуссия по этому поводу. Патриарх Кирилл, например, высказал мнение, что это история о блудном сыне, если они хотят вернуться, задача России – их принять. С другой стороны, за ленточкой от донецких, от военных, от луганских я слышала другое мнение: во время боевых действий они предатели. Зачем их пускать обратно? Вы к какому мнению больше тяготеете?
Е. Поддубный:
- Это сложный вопрос. Из тех людей, которые сбежали, те, которые заняли антироссийскую позицию, это безусловно предатели. Потому что довольно много времени прошло, чтобы разобраться в себе, в ситуации, в своем отношении к стране. Когда ты позволяешь себе даже высказываниями наносить вред собственному государству, Родине, которая ведет довольно тяжелое противостояние, ты предатель. А кто ты еще? Часть релокантов так называемых бежали, потому что испугались. Человеку нужно оставлять право испугаться, а потом исправиться. А как? Не пускать этих людей назад? Кто на это имеет право?
Н. Фридрихсон:
- Мы можем внести корректировки в законодательство. С другой стороны, человек мог публично ничего не говорить, но быть завербованным в Грузии, в Киргизии. Дарья Трепова, к примеру, которая убила Владлена Татарского.
Е. Поддубный:
- Она-то никуда не убежала.
Н. Фридрихсон:
- Она выезжала на территорию Грузии, потом вернулась.
Е. Поддубный:
- Это уже работа органов госбезопасности, контрразведки. У нас есть презумпция невиновности. Есть важные для нашего общества базовые вещи. Мы не охотимся на ведьм, мы должна разбираться очень предметно с теми процессами, которые происходят. Есть предатели, которые предали свою страну, своих людей. Есть скрытые, есть выявленные, есть громкие, есть тихие. Их никак не назовешь, кроме как предателями, преступниками. И у государства есть юридические механизмы, которые позволяют давать им характеристику и наказывать таких людей. Есть часть граждан, которые никого не предавали. И с этими людьми нужно вести диалог, нужно их убеждать, что они ошиблись.
Н. Фридрихсон:
- А мы сможем? Если два года на убедили отдельных наших граждан, кого вербует СБУ, ГУР, кто подкладывает взрывчатки.
Е. Поддубный:
- Я не говорю про людей, которых вербует СБУ. Я говорю про людей, которые никем не завербованы, которые испугались, уехали, а теперь просто боятся в этом признаться, боятся вернуться. Я не очень понимаю, насколько таких людей много. Но отказать части нашего общества в этой дискуссии невозможно. Я очень четко отделяю предателей от людей, которые вред собственной стране не наносили, а просто смалодушничали.
Н. Фридрихсон:
- Вы гуманист. Не ожидала, что в вас остались осколки либеральных ценностей, в лучшем их понимании и прочтению.
Е. Поддубный:
- Это человеческие, а не либеральные ценности. Это вполне русское отношение к ошибкам других людей, я считаю. Все совершают ошибки так или иначе.
Н. Фридрихсон:
- Допускаете, что в наступившем году будут переговоры?
Е. Поддубный:
- Я бы очень этого не хотел. Мне кажется, что сейчас не время переговоров. Для того, чтобы вести переговоры, нужна очень понятная переговорная позиция. Пока мы все видим, что киевский режим еще недостаточно оказался в благоприятной среде для ведения переговоров. Если говорить простым языком, я считаю, что военный потенциал киевского режима должен быть уничтожен полностью, чтобы условия для переговоров возникли. Я считаю, что нынешнее украинское государство, государственные институты в том виде, в котором они существуют, должны быть демонтированы. Это должны быть переговоры о капитуляции. И у нас для этого все есть. А главное, есть убежденность в собственной правоте.
Н. Фридрихсон:
- Судьба Зеленского в 2024 году?
Е. Поддубный:
- Мне вообще не интересна судьба Зеленского. Я дураком потом не хочу выглядеть, я не хочу гадать. Будет это в 2024 году или в 2025-м, вообще как сложится судьба этого человека. Для меня он преступник, должен понести наказание. Я не юрист и не судья. Буду давать оценку, когда формирование этого наказания начнется в полном объеме. Мне кажется, что такая позиция абсолютно справедливая и честная.
Н. Фридрихсон:
- А если справедливо и честно, лично вам как бы хотелось? Чтобы у него был трибунал, суд, адвокат? Или чтобы его хлопнули как бродягу – и все?
Е. Поддубный:
- Я все-таки за трибунал. Но при этом неоднократно высказывался и за персональную ответственность главарей киевского режима за определенные действия. Если российские спецслужбы ликвидируют Зеленского, например, я против не буду.
Н. Фридрихсон:
- Не могу не спросить по поводу обострения на Ближнем Востоке. Регион вам очень близкий. Вы приезжали на юг Ливана, уже вовсю была эскалация между Израилем и группировкой ХАМАС. Долго еще будет тянуться эта военная эскалация? И может ли она перерасти в полномасштабную войну с вовлечением Ирана, проиранских сил?
Е. Поддубный:
- Это вопрос не на пять минут. Военная эскалация длится уже довольно давно. Я не говорю про нападения боевиков ХАМАС на поселения на юге Израиля. Я говорю вообще про палестино-израильский конфликт. Он получил новую емкость, эта емкость позволит ему кипеть еще десятки лет. Все попытки американцев перевести агрессию палестино-израильского конфликта в плоскость финансовых взаимоотношений провалилась. Очевидно, что эта довольно пластилиновая, искусственная конструкция не могла долго существовать. Война будет продолжаться до тех пор, пока существует так называемая ось сопротивления израильской оккупации. Война будет продолжаться до того, пока существует государство Израиль.
Здесь очевидно - сейчас сформировался цивилизационный, поколенческий тупик. Израиль убил столько людей в Газе, что несколько поколений не смогут этого забыть и простить. При этом по-прежнему есть огромная точка раздражения – отсутствие собственного государства у огромного палестинского народа. Даже те арабские государства, которые признают государство Израиль, говорят, что без существования второго государства на этой земле ситуация не может быть нормализована. Это так. Израильское общество в результате тяжелейшего нападения боевиков ХАМАС очень сильно радикализировалось и буквально требует арабской крови от собственного правительства. Не надо сохранять политкорректность – палестинской крови. Вот как ХАМАС хочет еврейской крови, так Израиль хочет арабской крови.
Более того, мы вновь вернулись к тому, что нам необходимо вспоминать истоки конфликта. Чтобы не сохранять какие-то лицемерные подходы, в мировых СМИ, даже в наших очень часто речь идет о том, что у ХАМАС заложники израильские, а у Израиля – палестинские заключенные. На самом деле в Газе этих заключенных воспринимают исключительно как гражданских заложников. И даже в этих незначительных, казалось бы, формулировках огромная емкость для продолжения конфликта. Поэтому предотвращать дальнейшую эскалацию в рамках этого конфликта, если и когда эта эскалация закончится, будут уже другие поколения.
Что касается вовлечения в большую войну Ирана, даже хотя бы более высокого уровня участия проиранских формирований, иранских прокси на территории Ближнего Востока, то здесь начинается такая математика. Хезболла не может увеличить сейчас уровень противостояния на ливано-израильской границе, потому что просчитывает последствия ударов по Бейруту и по Ливану. А в Ливане очень тяжелая экономическая ситуация. И эти удары могут вызвать действительно шквальные последствия. Хезболла, несмотря на довольно популистский взгляд западных экспертов, довольно ответственная политическая сила в Ливане. И, безусловно, патриотичная политическая сила в Ливане. Соответственно, в рамках этой математики и держится уровень противостояния. Хотя даже этим Хезболла связала половину израильской армии на ливано-израильской границе.
Есть огромное влияние Йемена на ситуацию в регионе, хуситов. Сил личного состава у Йемена огромное количество. Есть в Ираке большой потенциал шиитских групп, которые так или иначе взаимодействуют с Корпусом стражей исламской революции (КСИР). Но все это увязано с просчетами: а что будет потом? Тут опять же не хочется выглядеть дураком, не хочется делать прогнозы, которые на самом деле сделать сейчас никто не может. Если хотя бы один мировой политик знал, как будет развиваться арабо-израильский конфликт дальше, то он бы сорвал джек-пот.
Н. Фридрихсон:
- Поставим здесь троеточие.
Подписывайтесь на любой удобной подкаст-площадке, чтобы не пропустить новые выпуски.
