Михаил Делягин: 2020 год был самым тяжелым после 90-х годов
М. Делягин:
- Здравствуйте, дорогие друзья. Меня зовут Михаил Делягин. Я экономист. И мы с вами продолжаем нашу замечательную передачу, несмотря на наступившие новогодние каникулы. Я понимаю, что праздник выдался нелегким. Нужно подвести итоги года. Если кто-то из вас еще не собрался с силами, кому-то из вас слишком громок мой голос, то простите, у нас впереди еще очень длинные выходные. Соберите волю в кулак, потому что нужно продержаться до завершения праздников.
2020 год был, наверное, самым тяжелым после 90-х годов. Причем свалилось все сразу. Свалился и страх перед новой болезнью, и сама новая болезнь, которая оказалась значительно серьезней, значительно тяжелее, чем казалось поначалу. Ну, и дезорганизация экономики, повседневной жизнью, вызванная не всегда и не вполне адекватной реакцией, а иногда и совсем неадекватной реакцией и государства и общества.
Говоря о коронавирусе, сразу нужно зафиксировать, что да, смертность низкая, смертность ниже, чем даже у ротовируса, если верить иностранным ученым. Но при этом мы видим отложенный эффект. Самое скверное – отложенная реакция. Это поражение центральной нервной системы достаточно серьезное, когда люди долго не ощущают вкуса, запаха, или ощущают не те вкусы и запахи, которые вокруг них есть. Это не смешно. Это очень серьезно.
А с другой стороны, реальная проблема – это тромбозы, то есть разрушение сосудов – крупных и мелких, иногда в мозгу. Эта сторона изучена не полностью, не до конца. Я могу сразу сказать, что наши врачи научились это дело и лечить, и профилактировать, и эффективно профилактировать сам коронавирус путем повышения иммунитета. Эта вакцина, может быть, не от того штамма, или коронавирус может сильно мутировать, чтобы обойти вакцину. А повышение иммунитета – это железобетонная защита, почти. И наши врачи научились и профилактировать коронавирус, и лечить его, и профилактировать осложнения, и лечить осложнения. Осталось дождаться, когда эти медицинские современные технологии понадобятся государству.
Пока эти технологии вынуждены были бежать из Нижнего Новгорода, где они никому не нужны, в одну из российских республик. И будем надеяться, что там они смогут развиваться. Я пока не могу называть эту республику, чтобы эту медицинскую технологию не начали уничтожать там.
В конце года придумывают много новых слов: какое было слово этого года? Институт русского языка им. Пушкина придумал слово «самоизоляция», «обнуление». Мне немножко стыдно за уважаемых филологов, потому что слово 2020 года – это «врачи». По сути дела, это святые. И даже когда мы сталкиваемся с врачами, которые мало что знают, мало что понимают, но большинство этих врачей стараются нас лечить, как могут. Какие есть ресурсы. Где-то в российских регионах благодаря финансовой, медицинской политике государства ресурсов нет никаких. Но люди, действительно, пытаются лечить, спасать жизни. Есть исключения, но их совсем немного.
Я думаю, что мы согласимся, что при всех наших обидах на медицину, при всем нашем страхе перед чудовищной системой здравозахоронения, в первую очередь эта система бьет именно по врачам. И врачи являются святыми ушедшего года. Это люди, которые нас спасали, которые спасают нас и которые будут нас спасать дальше. И мы это понимаем, мы это знаем.
И в этом году главная задача заключается в том, что сейчас нужно спасать самих врачей. От осложнений после перенесенного коронавируса, от чудовищной системы здравозахоронения, которая, по сути дела, их уничтожает. Да, действительно, врачам наконец начали платить за пребывание в «красной зоне». Платят, много платят. Там, где есть деньги. Но за просто контакт с коронавирусными больными стараются не платить при первой возможности. Есть места, где нормальный главный врач, там за это продолжают платить, за риск. Но есть места, где отношение к медикам абсолютно чудовищное. Государство на это закрывает глаза.
И мы видим, что в этом году на наших глазах произошло столкновение чудовищной системы оптимизации, по сути дела, уничтожение медицины. Мы прекрасно помним, как еще в начале ушедшего года чиновники всех мастер рапортовали о том, как замечательно они уничтожают койки, сокращают число коек, лишают медицину резервов, необходимых для спасения жизни людей. А потом эти же самые люди, переобувшись в воздухе, стали нас учить гигиене, рассказывать нам про сложные физиологические закономерности, собирать с нас безумные штрафы, которые, кстати говоря, собираются, насколько можно судить по решению судов, незаконно. Потому что люди, которые оформляли изъятие с нас денег юридически, даже не смогли грамотно составить соответствующие юридические схемы. И большинство людей, которые подают в суды, по крайней мере, в Москве, иски по поводу незаконного взимания штрафов за неношение масок и перчаток, они эти штрафы выигрывают. Наверное, власти исправятся, и суды перестанут следовать хотя бы букве закона, если уж нельзя следовать духу закона.
Но это не самое скверное, что произошло в судебной системе в этом году. А судебная система очень сильно отражается на экономике. Когда мы видим безумие государства, когда мы видим, что люди, не способные решить задачу сохранения ливневой канализации, начинают нам рассказывать сложные микробиологические закономерности, то доверие к этому государству исчезает. А это сразу бьет по экономике. Все понимают, что этому государству верить нельзя.
Судебная система продемонстрировала потрясающую новацию в деле Платошкина. Наш выдающийся ученый-германист, специалист по Латинской Америке, дипломат, политический деятель, Николай Николаевич Платошкин, человек – доктор наук, зав. кафедрой, он не смог выдержать повседневную несправедливость, он начал призывать людей в рамках закона бороться за свои неотъемлемые права, закрепленные в конституции. Человек в каждом своем выступлении подчеркивал, что нужно обязательно соблюдать закон. Ему вменили в вину то, что он якобы призывал к нарушению закона. Потому что государство устами своих обвинителей трактует призыв соблюдать закон как призыв нарушать закон.
Я всю свою жизнь призывал вас, последние 11 лет я призываю на радио "Комсомольская правда", соблюдать закон. Но сейчас я прекратил это делать, потому что государство может трактовать это, как я вижу на примере Платошкина, как призыв нарушать закон. Я понимаю, что это безумие, бред. Но это бред, который является нормой сегодняшней жизни. И Платошкина, между прочим, отвезли в реанимацию. Ему повезло – его спасли в реанимации. Но его довели до реанимации. И совершенно не факт, что его доведут до нее второй раз и третий, и сколько понадобится, чтобы этот неудобный судебный процесс не был завершен до вынесения приговора.
И это совершенно чудовищное событие 2020 года, которому мы уделяем мало внимания. Потому что клоунада Навального, который состряпал свой ролик…Опять-таки, человек состряпал свой ролик, у него там на всех часах разное время. То есть, когда он говорил, что «я позвонил и вот я транслирую свой разговор без купюр», этот разговор записывали в несколько приемов часов десять, если верить часам, которые случайно попадали в кадр. И это российские блогеры увидели практически сразу по горячим следам этого разговора. Все это выложили в Telegram, в соцсети. Российское государство никак на это не отреагировали. То есть российскому государству нравится, когда его обливают, оплевывают, обвиняют в преступлениях, в том числе в применении химического оружия на своей территории. Российское государство не против этого.
Возникает вопрос: а как быть в таком государстве, которое превращает всех, кто в нем живет, в движущиеся мишени? Потому что наказывать санкциями будут его, а бить-то будут по нам с вами. Крайними в этой ситуации будем мы с вами. И государство, не защищая себя, отказываясь защищать себя, тем самым категорически отказываться защищать и нас, даже от самой откровенной, самой вздорной клеветы, развеять которую не стоит ничего. И это тоже очень скверная примета ушедшего года, когда государство принципиально не хочет само себя защищать. Такое было во времена позднего Горбачева, такое было во времена позднего Николая II.
Вы мне уже пишете: конечно, поддержка государством бизнеса была недостаточной, не такая, как в развитых странах. Даже не такая как в Китае. Потому что в Китае, когда людей закрывали, это не называли самоизоляцией, это честно называли карантином. И у кого не было денег на еду, обеспечивали сухим пайком без каких бы то ни было проблем. В масштабах всей страны. У нас о людях в общем и целом не заботились, но обходились подачками. И за эти подачки большое человеческое событие. Кроме шуток. Потому что могли бы и о них забыть. И в этом отношении и президент, и правительство Мишустина действовали достаточно разумно.
Но при этом люди, которые доверились этому государству, попали в очень неприятную ситуацию. Мне пишут разные бизнесмены из разных мест страны, малые и средние, пишут в основном матом. Могу воспроизвести только общее настроение. Смысл дела. Государство сказало, когда все стало плохо, что те бизнесмены, которые попадают под жизненно важные категории видов бизнеса, у кого соответствующие коды ведения бизнеса, эти люди получат льготный кредит при условии, что они не будут сокращать численность занятых по состоянию на 1 июня. И бизнесмены поверили, получили кредиты. И люди с этими деньгами работали, поддерживали свой бизнес.
Каково это – поддерживать бизнес ресторанчика, когда у людей нет денег, чтобы туда ходить, люди смертельно боятся туда ходить, чтобы чего-нибудь не подцепить. И когда крайне сложна вся логистика. Когда часть официантов болеет, часть официантов не приходит, потому что боится. Часть цепочек поставок прервалась. Это реально бизнес работал на износ. То, что он получил эти льготные кредиты, за это большое спасибо. Но у людей физически к концу года уже не было никаких сил.
И в конце ноября пришла радостная новость. Государство решило, что мы будем делать кредиты льготными, если бизнес сохранил численность занятых по состоянию не на 1 июня, а на 1 мая, задним числом. Соответственно огромная часть бизнесменов попала. Потому что как раз в мае были сокращения. В результате брали они льготный кредит, а расплачиваться придется за настоящий, полноценный. И это для очень многих катастрофа. Конечно, можно идти в суды, можно доказывать, что вы не верблюд. Но пока вы будете судиться, вы будете тратить деньги на адвокатов, у вас не будет сил, чтобы вести бизнес. А люди обессилены и так. У людей просто опустились руки. У них просто нет сил сопротивляться агрессии государства, агрессии одичалых строителей блатного феодализма.
И в этой ситуации люди растеряны, потеряны. И люди просто тупо закрывают бизнес. Отказываться от бизнеса. Пытаются себя обанкротить. И многие обычные люди пытаются себя обанкротить. Но это, как выяснилось, требует ощутимых денег. Они еще не знают следующего. Что у нас, по нынешней практике правоприменения, когда у вас есть ООО и вы банкротитесь, вы не можете выполнить свои обязательства, то очень часто государство вменяет вам полную ответственность по вашим долгам. Есть директор, есть руководство фирмы, есть владельцы. И если общество с ограниченной ответственностью не может расплатиться по долгам, тогда эти долги начинают вытряхивать под угрозой уголовного дела из владельцев и топ-менеджмента. Это реальная практика. Она не вполне законная, но попробуйте чего-нибудь доказать в суде. А над вами все будут дружно смеяться.
И налоговый террор вышел на совершенно иной уровень в этом году, совершенно безумный. В 2005 году президент Владимир Владимирович Путин посетовал на налоговый террор, что нужно с этим бороться. Но похоже, что на этом сетовании все и закончилось. В результате этого административное давление государства на экономику становится самостоятельным разрушающим фактором, ничуть не меньшим, чем сам коронавирус, и даже ничуть не меньшим, чем коронабесие.
При этом экономика вроде бы держится. Разговор о том, что у нас экономический спад, жалкие 5 %, а в развитых странах все 10 %, это разговоры в пользу Росстата. Это разговор не о том, что у нас прочная экономика, которая все выдержит. Это разговор о том, что у нас очень качественный Росстат, который умеет получать политически правильные результаты. Потому что про экономический спад 5 %, по-моему, это настолько неправдоподобно, что не заслуживает даже обсуждения. И экономическое сообщество очень четко разделилось на людей, которые профессиональные, и которые говорят о том, что, действительно, можно оценить, посчитать. И на вторую категорию, которая оперирует данными официальной статистики. И на них смотрят с интересом, их слушают с интересом, но с ними даже не дискутируют, потому что зачем дискутировать с людьми, которые производят впечатление блаженных?
Беда в том, что государство ориентируется на статистику, которая производит впечатление заведомо недобросовестной, неправдоподобной. Это как если бы вы смотрелись в зеркало, в котором вместо вашего портрета был бы нарисован Грегори Пек или Мона Лиза, или Мадонна, или кто-то еще, кто является образцом мужской или женской красоты. Не то, что вы смотритесь в кривое зеркало – вы смотритесь даже не в зеркало, которое вам льстит. Вы смотритесь в зеркало, на котором что-то нарисовано. И это что-то может иметь отношение к вам, если вы симпатичный и соответствуете тому или иному образу, а может не иметь к вам вообще никакого отношения в принципе.
При этом, действительно, если рассматривать то, что поддается оценке, у нас все очень хорошо с сугубо финансовой точки зрения. Экономика у нас в беде, люди находятся в отчаянном положении. Я уж не буду вам рассказывать душераздирающие письма, которые ко мне приходят просто сотнями. Я не знаю, что с этим делать. Но люди пишут. Я вижу, когда пишет мошенник, а когда пишет обычный человек, которому просто некуда деваться, у которого просто крик боль и отчаяние. Таких людей сотни даже в моей почте, при том, что я совершенно не являюсь каким-то там значимым, широко известным человеком. Я представляю, что творится в социальных сетях Познера или Соловьева, или кого-то еще, на которых люди возлагают надежды.
Но у государства в деньгами все замечательно. В этом году неиспользуемые остатки средств на счетах бюджета за первые 11 месяцев увеличились. Страна захлебывалась от нехватки денег. Два с лишним триллиона отдали Банку России из бюджета для аферы вокруг Сбербанка, который в итоге, судя по всему, будут приватизировать, разгосударствлять, и в результате все равно выросли неиспользуемые бюджетные резервы. Они составили 15,1 трлн. рублей. То есть денег достаточно, чтобы заново построить страну. Просто мысль о том, что эти деньги могут быть направлены на что-то полезное, ни у кого в этом государстве в голову не приходит. По крайней мере, такое ощущение.
Банковская система держится. Государство поддерживает льготной ипотекой. На самом деле это поддержка банков и строительного сектора. Банковская система держится даже в части слабых банков. Крупные банки чувствуют себя вполне себе хорошо. Международные резервы огромные, избыточные. С точки зрения денег все просто восхитительно.
Фондовый рынок приподнялся, потому что деньги людей, которые бессмысленно держать в банках, там проценты заведомо ниже инфляции, такие низкие, что люди это поняли, люди понесли эти деньги на фондовый рынок и не понимают, что эти деньги могут обнулиться в любой момент, если фондовый рынок упадет. Но пока люди несли, спрос на акции рос, соответственно, фондовый рынок достаточно ощутимо поднялся, многие на этом заработали, и сейчас существует настроение оптимизма среди финансовых спекулянтов. То, что это не очень надолго, это нужно долго разъяснять. Люди, которые заработали много денег на фоне общего кризиса, общей беды, они себя чувствуют прекрасно и восхитительно. И эти настроения транслируются обществом.
Инфляция, действительно, низкая. Она не такая низкая, как нам говорят, но она низкая. Можно сказать, что на кладбище инфляция еще ниже, но, правда, цены на ритуальные услуги таковы, что эта фраза уже не совсем правдива. То есть с формальной стороны у России все замечательно. С реальной – все достаточно плохо, но объяснять это просто некому. И советовать, что нужно переходить от разрушения страны к ее созиданию, в общем-то, тоже некому. Потому что представить себе, что страну можно развивать, в нашем руководстве мало кто может.
Но в рамках господствующей парадигмы, как это ни интересно звучит, как это ни парадоксально звучит, если с точки зрения административной, с точки зрения исполнительской, с точки зрения каких-то оперативных действий, ситуация на диво хорошая, замечательная. Другое дело, что это не про развитие, это про стабилизацию.
У нас в этом году было достаточно много претензий к власти, к государству. Я старался ваше мнение рассказывать на радио. Концентрированно выражать ваше мнение. И то, как вы голосовали, показывало, что я иду правильным путем. И говорю о правильных вещах, о правильных проблемах. Но когда мы говорили о государстве, в этом году мы не заметили самое удивительное. В частности, в правительстве. Мы не заметили, что правительство Мишустина достигло самого главного. Правительство Мишустина продолжило регулярно работать.
В ситуации, когда распространялся коронавирус, в ситуации, когда была паника, такая тихая паника, паника внутри каждого отдельно взятого человека, она не выплескивалась наружу, она не выплескивалась в кабинеты, в коридоры, но люди боялись очень и очень сильно. Потому что было не совсем понятно, что это. И сегодня непонятно, что это, потому что некоторые признаки коронавируса сильно отличают его от любых естественных природных образований, известных на сегодняшний день. Тем не менее, в условиях ситуации полной неопределенности, в условиях очень высокого страха, в условиях, когда часть правительства переболела, в этих условиях правительство продолжило работать регулярно.
И вот эта регулярность, которая для нас является чем-то само собой разумеющимся, но она есть, они должны работать регулярно, - на самом деле в российской власти и в правительстве Мишустина это то достижение, которое мы просто не заметили. Когда правительство Мишустина работало в режиме как обычно, в ситуации, когда все было не как обычно, когда все боялись очень и очень сильно, когда болели люди, и тяжело болели, и до сих пор я общаюсь с людьми, которые побывали в красной зоне в качестве пациентов или в качестве врачей, когда я с ними разговариваю, у меня мороз по коже не от того, что они мне рассказывают, а от того, как они рассказывают. Я вижу глаза людей, которые реально видели смерть. Есть такая особенность. Эти глаза ни с чем спутать нельзя. Люди, которые видели смерть в разных обстоятельствах, рисковали свой жизнью осознанно, а не потому, что в какую-то аварию попадали, у людей совершенно другие глаза, по крайней мере, когда они вспоминают эти ситуации.
В условиях этого большого внутреннего страха, в условиях большой неопределенности правительство Мишустина работало как часы, решало текущие задачи, справлялось с ними, не допускало дезорганизации, хаоса. А я очень хорошо помню, каково это, когда правительство не работает. У нас в 2004 году была административная реформа. И правительство практически весь год – с марта и до конца года – находилось в состоянии бюрократического паралича. Оно практически не работало. Результатом этого паралича правительства стала монетизация льгот, которая проводилась либералами через свои НКО и так называемые исследовательские структуры, в обход аппарата правительства, это была реально катастрофа. Собственно, это было началом социальной катастрофы в Российской Федерации, катастрофой третьего тысячелетия.
Вот сейчас этого не случилось. Более того, правительство Мишустина смогло, несмотря на условия коронабесия и коронавируса реализовывать свои планы. Да, реформа госаппарата пошла с некоторым опозданием, на несколько месяцев позже. Но она пошла. И эти несколько месяцев, понятно, что реформу отложили ради решения текущих оперативных задач. Да, у нас страшная ситуация со здравоохранением. Но везде, где можно было его приподнять, его приподняли, поддержали. И финансирование врачей, которые непосредственно лечат коронавирусных больных, в общем и целом деньги выделяются, несмотря ни на что. Что с ними происходит в регионах, это другая тема. Но правительство свои обязанности исполняет.
Мы видим, что сделан развернутый национальный план достижения национальных целей. План сделан, предусмотрено очень большое финансирование. Да, бюджет следующего года, как и прежние бюджеты, не предусматривает развития. Он инерционен. Но впервые заговорили о необходимости госплана на государственном уровне. Впервые, видя сложность задач, которые стоят перед экономикой, перед государством, видя структуру этих задач, заговорили о необходимости систематической осмысленной комплексной деятельности и даже о планировании. Это вещь хорошая, абсолютно правильная.
И было большое количество локальных кризисов, которые правительство регулировало, так или иначе разруливало. Скажем, самое яркое – это кризис, который был связан с маркировкой лекарств. Когда она была намечена достаточно давно. Это вещь правильная, потому что она позволяет эффективно бороться с подделками, чтобы мы не мел принимали, а действительно лекарства. Правильно прописана - неправильно, поможет – навредит, это другая тема. Это вопрос к тому, как у нас уничтожены медицинские кадры, как они вырублены, как разрушена система медицинского образования. И сейчас это разрушение продолжается. Потому что студентов старших курсов отправили в ноябре на практику работать, по сути дела, медсестрами, клерками. Понятно, что они учиться будут крайне мало и крайне плохо. То есть система обучения, даже та несовершенная, которая была, разрушена.
Но при этом маркировка – вещь правильная. Другое дело, что она реализовывалась специально, чтобы дискредитировать эту идею, чтобы не мешать производить и продавать поддельные лекарства. Есть такой способ доведения до абсурда, когда правильная идея, ее реализуют так, чтобы никто больше никогда про нее не мог вспомнить без содрогания. И в результате у нас был дефицит лекарств. Он начался сразу, как только началась паника коронавирусная. На самом деле, у нас каждый год бывает дефицит разных лекарств, потому что система разрушена. Но в этом году этого было особенно тяжело. И правительство Мишустина смогло достаточно быстро и во взаимодействии со всеми элементами добросовестного бизнеса эту проблему регулировать. Путем переговоров, убеждения всех столкнувшихся лбами вокруг этой темы сторон.
Повторюсь, это были действия не просто в кризисной ситуации, это были действия в условиях большой паники, нестабильности, неопределенности. То есть в условиях предстоящих нам грандиозных потрясений, можно считать, правительство с линейными, с оперативными задачами справляться будет. И даже налоговая служба, судя по тому, что говорят ее представители, ее новый руководитель, здесь тоже можно ожидать достаточно серьезного улучшения ситуации и повышения эффективности работы. Так что пресловутая цифровизация оборачивается пока, скорее, удобством, а не цифровым концлагерем, несмотря на все страхи, в том числе обоснованные страхи, которые с ней связаны.
А потрясения в наступившем году будут очень большие и серьезные. Потому что, как бы мы с вами ни надеялись, что 2020 год закончился, и теперь жизнь пойдет как обычно, она не пойдет как обычно. 2020 год был только началом. Это был пролог. Дальше события будут развиваться более драматично. Давайте просто посмотрим. Коронавирус куда-то денется? Нет, он с нами навсегда. И пока мы будем думать, что можно принять волшебную таблетку, которая нас от него спасет, пока мы не будем понимать, что нужно наращивать иммунитет, любыми способами, как хотите, есть много разных технологий, я не могу здесь говорить на медицинские темы, у меня на сайте собраны медицинские рецепты специально для людей, которые лишены возможности медицинской помощи. Пока мы этого не поймем, мы будем не только болеть, мы будем и погибать. Потому что коронавирус будет мутировать так же быстро, как он мутировал раньше.
Экономика уже никогда не будет прежней. Она уже рухнула. Она уже в значительной степени перестала быть нефтяной, мы этого просто не заметили. Единых глобальных рынков тоже не будет. Даже информационных рынков единых не будет. Они распадаются на наших глазах. И управление переходит от управления через правительство к управлению через социальные сети, которые уже перешли в новое качество и теперь называются социальными платформами. И деньги теряют значение. Потому что от нас уже требуются не деньги, а внимание, эмоции и подчинение тем или иным действиям. И наши цифровые следы важнее нефти. Потому что на наших цифровых следах учится искусственный интеллект.
А теперь о том мире, в который мы входим. Вернее, мы вошли, просто это обычно не замечают. Очень коротенечко. Первое и самое главное с практической точки зрения – мир распадается на куски. Единым мир будет снова, мы до этого доживем, если будем повышать иммунитет и будем мало пить, и будем заниматься физкультурой, будем гулять, будем находиться в хорошем настроении, - мы снова увидим единый мир. Но это будет не скоро, это будет через пару десятилетий. В хорошем случае.
Мир, в который мы входим сейчас, это мир, в котором некуда бежать. Мы забыли, что так бывает. Это прошлый раз было в 30-40-е годы. Мы привыкли, что можно подзаработать денег и уехать куда-то на дауншифтинг. Или уехать куда-то учиться. Или просто уехать на заработки в другую страну. Да, там работать тяжело, сезонным рабочим, бесправным рабочим. Но пока есть силы, можно работать в другой стране, можно убежать от своих проблем.
Так вот, этот мир заканчивается. Бежать больше некуда. Не потому, что Россию обвинили во всех смертных грехах и против нас ввели санкции. Нет, не поэтому. Не потому, что у нас плохое государство, которое нас не защищает. Нет, не поэтому. Потому что мир разделяется на макрорегионы. И можно бежать в страны, но можно бежать в страны, где еще хуже, чем у нас сейчас. И многие страны, которые сейчас кажутся нам недосягаемо фешенебельными, там будет социальная катастрофа более быстрая и глубокая, чем у нас.
Я просто напоминаю, что в Советском Союзе самая лучшая жизнь была в Закавказье и в Средней Азии. Самая комфортная, для интеллигенции – самая свободная, если это русскоязычное население, а не местное. И на наших глазах там произошла чудовищная социальная катастрофа. А Прибалтика вообще была Европой в Советском Союзе. Там даже в Уголовном кодексе не было статьи за гомосексуализм. И за это наша интеллигенция любила Прибалтику особенно. И что там сейчас? Выморочные территории с русофобией, с ненавистью ко всем, кто не является носителями местной культуры, которая уже тоже выморочная. Там нет больше деятелей культуры. Имант Зиедонис был в Советском Союзе, а сейчас он непонятно что, если жив. Никому не интересно, есть он или нет.
Эта социальная деградация неравномерна. И во многих фешенебельных странах мира она пойдет быстрее и страшнее, чем она идет сейчас в нашей стране. В этом нет ничего хорошего. Но когда некуда бежать, когда вы оказываетесь припертыми к стенке, вы должны сражаться здесь и сейчас за свои интересы, за свои неотъемлемые права. За то, что вы считаете будущим своим и своих детей.
В этом году понимание этого еще не придет в Россию. Мы будем пытаться, как тушканчики, как крыски, спрятаться каждый в свою отдельную норку. Но я думаю, что к концу года это понимание будет уже доминировать. Не потому, что «Единая Россия» нарисует себе по итогам выборов обычное, а то и конституционное большинство. Нет. Просто жизнь учит, даже когда вы пытаетесь от нее спрятаться и закрыть на нее глаза. Вы закрываете глаза, а жизнь вас все равно учит. Нельзя от нее спрятаться. И тот, кто не принимает ее уроков, он погибает. Поскольку у нас с инстинктом самосохранения все нормально, мы будем учиться. Мы будем побеждать.
Да, нефтяная экономика уходит в прошлое. Это правда. Она будет уходить в прошлое медленно. Но поскольку КПД электрического двигателя выше, чем КПД двигателя внутреннего сгорания, даже с учетом сжигания газа в одном месте и сжигания его нефти в другом, даже с учетом этого КПД электродвигателя выше. Это не значит, что нефть никому не нужна. Нет, она будет нужна, она будет сохранять свое значение. Ее значение будет снижаться медленно. И здесь перед нами открываются огромные возможности. Потому что мы имеем возможность конвертировать нефтедоллары в скачок развития. В модернизацию своей страны.
В этом году не верю, что государство начнет модернизацию. Но у нас с вами есть все шансы развернуть государство лицом к модернизации. Развернуть государство лицом к мерам, которые необходимы. На самом деле я уже говорил еще в старом году, что я разработал так называемый «пакт нормальности», который, на мой взгляд, должны подписать все разумные люди. То есть вещи, которые объединяют нас всех. И я начал неделю назад ставить на голосование по одному пункту этого «пакта нормальности». Чтобы проверить, действительно ли мое окружение считает, что те или иные требования объединяют всю страну, а не какие-нибудь жалкие 70 %.
Мы будем вести эту работу все вместе. Перепробовав все остальные пути, государство придет к модернизации. Важно, чтобы оно не развалилось до этого. Шанс развалиться у него в этом году в общем и целом есть. Я этому совершенно не радуюсь. Это большая угроза. Потому что мы видим на примере территорий вроде Украины, Грузии, Гаити, африканских стран, что обладание государством, даже странным, даже сомнительным, даже компрадорским, это огромная привилегия. Это условие выживания того или иного народа, условие его цивилизованности.
И, наконец, в этом году будет проявляться золотой ключ к будущему, так называемые закрывающие технологии. Старые технологии создавались монополиями для огромных рынков, они были слишком сложны, они были слишком дорогими, они были в общем и целом расточительными. И эти слишком сложные, слишком дорогие технологии просто не будут иметь на обломках глобальных рынков нужного количества потребителей. Соответственно, будущее принадлежит простым сверхпроизводительным технологиям, многие из них разрабатывались в рамках советского ВПК. Они до сих пор существуют у нас на правах некоторых чудес, к ним все очень странно, очень сложно относятся.
Это будет не рыночное развитие. Это будет развитие не основе технологической ренты. Общество сверху будет консолидироваться с социальными сетями, платформами. А прогресс общества будет за счет этих закрывающих сверхэффективных, сверхпроизводительных технологий. Потому что мы привыкли осваивать материю. Теперь приходит время осваивать электромагнитные поля. И это светлое будущее, которое будет безумно интересным для всех, кто сохранил трудовую мотивацию, способность учиться, интерес к жизни. Я думаю, что большинство из нас принадлежит именно к этой категории.
Поэтому этот год будет очень тяжелым, но это будет год, когда будет происходить перелом к лучшему. Это будет год, когда будет происходить смена модели – от разграбления самих себя мы будем переходить к созиданию нового мира для себя и, уже во-вторых, для всех.
Счастливо!
