Tatarka FM - про конкуренцию с иноагентами, жизнь после окончания СВО и интервью с SHAMANом

Лилия Абрамова (Татарка FM), интервьюер, актриса, телеведущая
В интервью Владимиру Ворсобину на Радио «Комсомольская правда» интервьюер, актриса, телеведущая Лилия Абрамова (Tatarka FM) рассказывает, как можно достучаться до детей и правильно воспитать их с помощью смешных видео

В. Ворсобин:

- У микрофона Владимир Ворсобин. И у нас сегодня Лилия Абрамова, она же Татарка FM, интервьюер, актриса, телеведущая, как Лилия попросила ее называть. Здравствуйте, Лилия.

Л. Абрамова:

- Привет.

В. Ворсобин:

- Цифра такая громкая – 800 тысяч подписчиков. Ты при этом главный интервьюер страны из оставшихся в России (ну, кое-кто так говорит). Я это сразу почувствовал, потому что мы сразу перешли на «ты». Я сразу почувствовал хватку хорошего интервьюера. 800 тысяч подписчиков в YouTube.

Лилия, сейчас наверняка многие видели твои интервью, твои материалы, твой контент. Не грустно, что такие мамонты интервью, как Дудь (признан в России иноагентом), как многие из тех, которые сейчас за границей, получается, освободили тебе площадку, и ты сейчас находишься в таком одиночестве? Ты берешь интервью у таких больших лиц, как SHAMAN, как Проханов и многие другие. Как ты к этому относишься?

Л. Абрамова:

- Ну, мне совсем не грустно. Меньше народу – больше кислороду, как говорится. Но если говорить о Дуде, я никогда его не считала каким-то суперчеловеком, каким-то супержурналистом, ничего не находила эксклюзивного в том, что он делал, интересного, умного, а уж тем более глубокого.

В. Ворсобин:

- Дудь у нас признан иноагентом, надо это заметить.

Л. Абрамова:

- Да. Поэтому слава богу, что таких людей нет на территории Российской Федерации.

В. Ворсобин:

- Но то, что они были столпами жанра… Ты училась у него в чем-то или у Гордеевой, которая сейчас тоже иноагент?

Л. Абрамова:

- Не знаю, как это сейчас будет выглядеть со стороны, но очень редко кого-то из этих людей смотрела, и то чисто случайно. Потому что все уже посмотрели, и мне задают какие-то вопросы, просят меня как-то это прокомментировать, и я была вынуждена что-то посмотреть. Я сейчас уже и не вспомню, что именно. Нет, никогда не училась.

В. Ворсобин:

- Ты из Ташкента, закончила…

Л. Абрамова:

- Театрально-художественный институт и Высшую академию танца.

В. Ворсобин:

- Актриса. Я посмотрел, очень интересная биография. И как получилось, что далекий от журналистики человек встал в одном кадре с такими большими лицами? И очень удачные получаются интервью. Ты не училась журналистике…

Л. Абрамова:

- Нет, никогда.

В. Ворсобин:

- Как так получается? И почему эти люди идут к тебе на разговор?

Л. Абрамова:

- Я не знаю, почему они ко мне идут. Возможно, где-то меня видели до этого. Может быть, меня знают их дети, какие-то родственники, может быть, в принципе обо мне сложилась какая-то нормальная такая репутация, но я как-то у людей вызываю доверие.

В. Ворсобин:

- А почему дети?

Л. Абрамова:

- Ну, потому что года 4, может быть, 5 лет назад я снимала вайны на просторах интернета. И благодаря этому я вот так прославилась.

В. Ворсобин:

- Снимала что? Расшифруй.

Л. Абрамова:

- Вайны.

В. Ворсобин:

- Для нашей аудитории надо расшифровать. У нас очень продвинутая аудитория, но вдруг кто-то не понял. Что это такое?

Л. Абрамова:

- Вайны – это такие скетчи, то есть юмористические видео длиной в минуту. Сатира даже больше, чем юмор. И это всем зашло, это было весело, увлекательно, каждый в этом видел что-то свое.

В. Ворсобин:

- Классные истории, я смотрел, ты играла роль такой мамаши, у которой есть сын и дочка…

Л. Абрамова:

- Да, такой сумасшедшей мамаши истеричного плана.

В. Ворсобин:

- И там веселые сценки из семейной жизни.

Л. Абрамова:

- Да. Еще там была пара образов.

В. Ворсобин:

- То есть интернет-карьера началась с этих скетчей, если их так можно назвать.

Л. Абрамова:

- Да.

В. Ворсобин:

- А как вообще занесло в эту сторону, почему актриса стала вдруг делать сценки в интернете?

Л. Абрамова:

- Работала вообще в другой сфере, в индустрии моды, ставила международные фестивали моды. Сыну проспорила спор. В это же время у меня были друзья, с которыми я гуляла с собаками (у меня всегда есть собаки, с которыми я гуляю), и вот познакомилась с людьми. И как-то все произошло, что-то начали снимать. Я вообще этому не придавала никакого значения, я вообще не понимала, как это все работает, и не думала, что нужно на систематической основе это делать, просто что-то сняла в охотку, не придавая этому никакого значения. И получился вот такой эффект.

В. Ворсобин:

- То есть это с шутки такой началось?

Л. Абрамова:

- Все сразу развирусилось, получилось у меня очень много фейковых аккаунтов. И как-то сразу вот так ворвалась…

В. Ворсобин:

- Это было в каком году?

Л. Абрамова:

- Это был 16-й или 17-й год. Я сейчас даже не помню.

В. Ворсобин:

- То есть карьера началась с такого похода с собаками в лес просто.

Л. Абрамова:

- Да, с друзьями.

В. Ворсобин:

- Из случайного видео, которое стало вирусным в интернете. И сын, конечно, маме помог с карьерой, и жизнь круто изменилась с этого момента.

Л. Абрамова:

- Да, кстати говоря, очень сильно изменилась. И я этому очень рада.

В. Ворсобин:

- Рада?

Л. Абрамова:

- Конечно, рада.

В. Ворсобин:

- То есть это дикая популярность, это узнаваемость, монетизация, наверное.

Л. Абрамова:

- Да, не столько монетизация, сколько любовь детей и подростков. Это самое главное, что я получила в этой жизни, признание детей и подростков. Это очень важно. Это истинный кайф от той работы, которую ты делаешь. Это то, что я делаю и по сей день.

В. Ворсобин:

- Потому что это было искренне и не фальшиво. Я смотрел и смеялся. Это было так узнаваемо. Конечно, это совсем не входит в то, что сейчас говорят, в традиционные ценности, это все-таки не об этом.

Л. Абрамова:

- Конечно. А не было никакой задачи нести какие-то ценности. Задача была через сатиру показать, как не должно быть. Потому что дети не любят, когда их нравоучают, а взрослые уж тем более. А когда вот на таком примере все это видят, видят себя со стороны или своих близких, все над этим посмеялись, но каждый сделал вывод. Это смотрели не только дети и взрослые, это как пособие в школах показывали, на родительских собраниях, детям включали – вот, посмотрите на себя со стороны.

В. Ворсобин:

- И с этого момента, с этой прекрасной вашей истории, этого контента вас вдруг выносит на наши галеры. Я смотрю, вы с Прохановым вдруг сидите, рассуждаете о судьбах нации, с певцом SHAMAN вы говорите обо всем. Почему именно туда, почему ты не осталась там же, среди детей, в совершенно естественном, нефальшивом мире? Или тот мир, в который ты пришла, тоже нефальшивый?

Л. Абрамова:

- Я не знаю, что ты называешь фальшивым миром. Я всегда делала исключительно то, что считала нужным делать, никогда ни в чем не фальшивила. Просто наступил какой-то момент еще до начала СВО, где-то года за 2, может быть, за 3, и я понимала, к чему идет общество. Это было отвратительно. Я смотрела, какие ценности впихивают нашим детям через блогеров, через тот же ТикТок и тиктокеров, через артистов, которые вдруг откуда-то взялись и стали занимать первые хит-парады, и как их приветствовали заслуженные артисты, самые именитые люди нашей страны. И меня это прямо коробило.

В. Ворсобин:

- А что втюхивали?

Л. Абрамова:

- То, что абсолютно противоречит вообще русскому духу, русским традициям, нравственности, культуре, и не только русских людей, я говорю о России, обо всех здравомыслящих людях. Ну, когда у нас мальчики стали красить ногти, надевать на себя платья, все это транслировать, какие-то появились артисты нерадивые, которые, слава богу, сейчас признаны иноагентами (ты понимаешь, о ком я сейчас говорю, это человек, у которого все лицо в татуировках, который как будто бы уснул на мокрой газете)…

В. Ворсобин:

- О Моргенштерне, он иноагент.

Л. Абрамова:

- Да. Я даже не хочу никогда называть этот его ник отвратительный. Мне это было прямо противно, я вообще не понимала, что происходит с обществом, почему их везде пиарят, почему они абсолютно везде, почему их привечают, хотят быть у них в кадре, приглашают их к себе на дни рождения, кстати, те же люди, которые сейчас тоже признаны иноагентами, которые сейчас находятся в Израиле. Я вообще не понимала, как это возможно, у всех же есть дети и внуки в том числе. Как возможно поощрять то, что делают эти люди?

В. Ворсобин:

- Если так внимательно посмотреть твои прекрасные ролики, (но надо иметь при этом хорошее чувство юмора, а не такое, прямолинейное), то, в общем-то, там тоже на грани фола, там тоже не самые лучшие стороны ты описываешь, и там семейка та еще.

Л. Абрамова:

- Конечно.

В. Ворсобин:

- И если придет какой-то в пенсне, скажет: ай-яй-яй, это нашу прекрасную русскую семью дискредитирует. Можно же и так подойти.

Л. Абрамова:

- Нет никакой дискредитации. Во-вторых, у меня очень долго было написано в шапке профиля: «Все это было бы смешно, если бы не было так грустно».

В. Ворсобин:

- То есть сатира, получается.

Л. Абрамова:

- Конкретная сатира, конечно. Я ведь не то что делала только то, что у меня было в ленте, я постоянно выходила в прямые эфиры. Меня никто никогда не воспринимал как клоунессу. Я постоянно общалась с молодежью на различных форумах, я всегда говорила то, что говорю и по сей день. И меня не ассоциировали с какой-то взбалмошной мамой или, например, той же узбечкой Гулей или той же Анжелой, которая была там в темном парике, персонаж у меня был. Нет, меня воспринимали как какого-то психолога, как человека, который может дать какой-то совет, почему так. В связи с чем мне пришлось даже книгу написать о том, как я воспитываю своих детей. Ну, потому что у меня весь директ в этот момент…

В. Ворсобин:

- У тебя два сына?

Л. Абрамова:

- Да, у меня двое сыновей. Вернусь к тому, почему я начала это делать, почему я сейчас пришла к тому, что я делаю сейчас. Потому что опротивело. Я понимала, что надо что-то делать, надо детям как-то помочь. И я не знала, как это сделать.

В. Ворсобин:

- Лилия, ты говорила о том, как тебе все надоело, как тебе было противно то, что творилось в свое время, как развращали молодежь, ты с этим, я так понимаю, боролась и борешься. Но я хочу сейчас поговорить с тобой все-таки как с интервьюером. Я смотрел интервью с SHAMAN, с Прохановым, еще с несколькими людьми и заметил такую тенденцию. Ты дистанцируешься от Дудя, говоришь, что Дудь – это другое, ты даже не признаёшь его как профессионала. Но у Дудя есть свой такой шарм, он задает резкие и неприятные вопросы. Я этого не заметил в тебе. Сейчас, может быть, и не нужно интервьюеру задавать острые вопросы, может быть, сейчас есть какая-то новая волна, которую ты чувствуешь? Что такое сейчас настоящий отечественный патриотический интервьюер?

Л. Абрамова:

- Если ты заметил людей, которых я к себе приглашаю, кто эти люди? Это истинные патриоты нашей страны, это люди, которые признаны обществом уже давно или недавно.

В. Ворсобин:

- Секундочку. Человек, садящийся перед человеком, берущим интервью, у берущего интервью задача – его расколоть, показать, какой он есть. Я прав или нет?

Л. Абрамова:

- Слушай, но мы же не Следственный комитет, чтобы раскалывать. У меня задача была раскрыть человека, а не расколоть его. Это разные вещи. Хотелось бы о человеке узнать то, что ранее он нигде не говорил. И у меня каким-то образом это каждый раз получается. Я очень уважаю людей, которых я приглашаю к себе на интервью. Это люди не просто известные и популярные, это люди, которые в нашем обществе обладают непререкаемым авторитетом абсолютно у всех здравомыслящих людей. Как ты думаешь, есть у меня желание поковыряться в грязном белье у этих людей? Совсем нет. У меня совсем другие задачи. Задача моего проекта – либеральную молодежь обратить в нашу здоровую веру. Потому что есть у нас в обществе ребята, которые в свое время заблудились, смотрели каких-то людей, которые недавно ушли в мир иной в местах не столь отдаленных, к примеру.

В. Ворсобин:

- О ком идет речь?

Л. Абрамова:

- Речь идет о Навальном.

В. Ворсобин:

- Экстремист, признан иноагентом.

Л. Абрамова:

- Да. Моя задача этим подросткам, а может быть, уже и взрослым людям объяснить, что происходит на самом деле, только через призму своих гостей.

В. Ворсобин:

- Да, но молодежь не терпит фальши.

Л. Абрамова:

- Конечно. А люди, которые ко мне приходят, они не лгут.

В. Ворсобин:

- Конечно. Ты же задаешь им удобные вопросы. Зачем лгать?

Л. Абрамова:

- Не факт. В смысле, удобно или неудобно? Ну, если я тебе задам вопрос: ты любишь свою Родину?

В. Ворсобин:

- Ну, банальный вопрос. Конечно, да.

Л. Абрамова:

- Ты патриот?

В. Ворсобин:

- Естественно.

Л. Абрамова:

- Ты мне можешь доказать, что ты патриот?

В. Ворсобин:

- А это надо доказывать?

Л. Абрамова:

- Конечно.

В. Ворсобин:

- А почему тебе?

Л. Абрамова:

- Образно. Я сейчас задаю вопрос: как ты можешь доказать, что ты патриот? Я образно сейчас говорю. Это удобный для тебя вопрос или нет?

В. Ворсобин:

- Ну, такой, не очень удобный, согласен.

Л. Абрамова:

- Почему?

В. Ворсобин:

- Ну, потому что надо что-то фантазировать, представлять, каким образом надо сейчас тебе доказывать, что я патриот. Это вообще в доказательствах не нуждается.

Л. Абрамова:

- Представляешь, тебе придется фантазировать и доказывать. А если ты у меня спросишь, патриот я или нет, я тебе отвечу: конечно, патриот. И мне не придется ничего тебе фантазировать, есть факты, которые говорят о моих делах. Как и у каждого из людей, которые приходят ко мне на интервью. И бывают для них, возможно, какие-то неудобные вопросы, но это только лишь те вопросы, которые я должна задать, потому что они висят в обществе, например, по тем или иным пунктам, вопросам, какому-то прошлому, какие-то были скользкие ситуации для кого-то. Я могу задать этот вопрос, вернуться в прошедшее время, и человек мне ответит на этот вопрос. Удобный это вопрос или неудобный, но я иногда вынуждена их задавать. Но у меня нет задачи расколоть человека, вывести его на чистую воду. Когда люди шли к тому же Дудю, они садились уже закрытыми, зная, что сейчас будут эти дурацкие вопросы: а сколько ты зарабатываешь, а сколько ты… Это отвратительно, это ниже моего достоинства – задать такой вопрос человеку. Для чего? Мне вообще неинтересно, например.

В. Ворсобин:

- Когда ты говорила с SHAMAN, я всё ждал - ну, когда будет вопрос по поводу ядерной кнопки на сцене, ну, когда по поводу, что его образ обтянутой кожей белокурой бестии, ну, когда что-то такое, что, в общем-то, уже на слуху, и, по большому счету, в интернете это просто роится? Я вижу, как нервничал SHAMAN, потому что зашла речь о разных недругах и т.д., но ты его легко отпускаешь – все, вопросов больше нет. То есть вы переходите к другой теме, вообще не трогая то, что я сказал.

Л. Абрамова:

- Володя, ты внимательно смотрел мое интервью? Мне кажется, что нет. Мне кажется, оно было очень длинным. Ты не представляешь, понадобилось чуть ли не 10 съемочных дней, чтобы отснять этого человека, потому что у него очень напряженный график. Мы, как чокнутая фан-группа, катались за ним по всем городам и весям, чтобы по полчаса собрать то, что мы сделали. Я тебя уверяю, если ты пересмотришь, ты найдешь ответы на волнующие тебя вопросы.

В. Ворсобин:

- Серьезно? То есть был этот вопрос?

Л. Абрамова:

- Конечно. Просто очень долгое интервью.

В. Ворсобин:

- Причем очень удобные сейчас современные технологии, там написано, о чем ролик. Значит, вопрос был задан. Всё, вопрос снимается. Как говорится, жму руку профессионалу.

Двигаемся дальше. Сейчас новый закон, который у иноагентов отнимает рекламу. Это одновременно означает, что теперь рекламы у тебя будет больше как у блогера, занимающегося интервью, занимающегося подобной деятельностью, тем, чем раньше занимались иноагенты?

Л. Абрамова:

- Володя, чтобы ты понимал. Когда у меня была запрещенная соцсеть, я тогда действительно очень хорошо зарабатывала. На сегодняшний день у меня нет никакой рекламы вообще. Вот вышел закон о том, что теперь у них не будет рекламы на территории РФ. Как я к этому отношусь? Положительно. Я даже положительно отношусь к тому закону, который сейчас вроде как идет на рассмотрение, о том, чтобы у них изымали их дома, какую-то частную собственность и пр. Я даже к этому отношусь положительно. Потому что люди, которые признаны иноагентами… Я человек, который родился в СССР, у которого воевали деды и погибали там, я человек, который за все очень сильно переживает. И я считаю, что это абсолютно правильное решение.

В. Ворсобин:

- Я не пойму, почему правильное. Потому что они враги?

Л. Абрамова:

- Конечно, враги народа.

В. Ворсобин:

- Они враги народа?

Л. Абрамова:

- Конечно. Люди, которые здесь зарабатывали, и зарабатывали, как ни один человек, который работал на трех работах, как ни один летчик-испытатель, как ни один спасатель, как ни один военнослужащий, как все вместе эти люди зарабатывали значительно больше. И в самый важный и нужный момент для страны они плюнули всем тем, кто когда-то их возвышал, аплодировал и носил их на руках. Каждый думает, что у них армия поклонников, и что за ними эта армия пойдет. Они настолько потеряли почву у себя под ногами, что они забыли, что в этой армии у каждого человека кто-то воюет, кто-то получает похоронки, кто-то находится в зоне СВО.

В. Ворсобин:

- А по какому принципу дают иноагентство, ты тоже знаешь?

Л. Абрамова:

- Конечно.

В. Ворсобин:

- Главное, чтобы знать.

Л. Абрамова:

- Я могу тебе сказать.

В. Ворсобин:

- По какому?

Л. Абрамова:

- Люди, которые у нас признаны иноагентами, это не просто люди, которые что-то говорят, что не нужно говорить, против власти, это люди, которых спонсирует кто-то, некие товарищи из-за рубежа.

В. Ворсобин:

- Лиля, я хочу сейчас тебе сообщить. Дело в том, что по новому законодательству это необязательно. Иноагентами назначаются даже те люди, которые не получают никакого финансирования из-за рубежа. Это позволяется законом. И именно за слова, за позицию и т.д. можно поплатиться иноагентством. Это тебе для информации.

Л. Абрамова:

- Супер. Тем более.

В. Ворсобин:

- Лилия, ты говоришь, что иноагентов не только лишать рекламы, но и отбирать у них все имущество. Я сообщил тебе, что на самом деле иноагентами признают даже тех людей, которые не получают никакого финансирования из-за рубежа, а просто имеют некую позицию, некие слова и т.д., которые произносят. А ты говоришь: тем более. Почему тем более?

Л. Абрамова:

- Я сейчас объясню. Не людям, которые имеют какую-то позицию, грозит что-то подобное, уголовные какие-то взыскания, а люди, которые имеют большое количество подписчиков, говорят то, что они говорят. Понимаешь, сейчас не то время, когда можно что-то прощать. Люди гибнут, дети погибают каждый божий день. И если прощать этим людям (если их так можно называть)…

В. Ворсобин:

- Что прощать?

Л. Абрамова:

- То, что они говорят о народе, то, что они говорят о наших военнослужащих, покидают свою Родину, которая им дала всё, начиная с бесплатного образования и бесплатного всего что угодно, которые имели здесь все блага, и плевать в лицо женам, матерям людей, которые воюют сейчас, и за нас с тобой в том числе, говорить подобное – ни в коем случае прощать нельзя.

В. Ворсобин:

- Ты говоришь, что не получаешь денег от рекламы, у тебя рекламы нет. А как тогда ты ведешь свой бизнес?

Л. Абрамова:

- Я получаю определенные деньги за то, что я делаю, за определенные съемочные дни.

В. Ворсобин:

- А контент этот, получается, публикуется у тебя.

Л. Абрамова:

- Да, в моих соцсетях.

В. Ворсобин:

- А от кого ты получаешь деньги?

Л. Абрамова:

- От ИРИ (Институт развития интернета). Благо, что у нас появился такой институт, который поддерживает множество проектов, самых популярных на сегодняшний день. Это то, что мы и на телевидении видим, и в социальных сетях, и где угодно.

В. Ворсобин:

- То есть, по сути, на бюджете?

Л. Абрамова:

- Да.

В. Ворсобин:

- Дудь (признанный иноагентом) делал интервью с людьми, которые здесь считаются патриотами, - Кучера, Цыганова, по-моему, чтобы показать эту позицию, видимо, на Западе. Нет такой фантазии сделать примерно такое же интервью с теми, о которых мы говорим, чтобы был все-таки какой-то обмен мнениями? После того, что здесь происходит, Россия будет мирной страной, и придется эти осколки как-то склеивать. Нет такого желания сделать интервью с теми, кто уехал?

Л. Абрамова:

- Для чего?

В. Ворсобин:

- Я сказал, для того чтобы понять их точку зрения, чтобы задавать им неудобные вопросы? Это то, что делает Дудь, признанный иноагентом.

Л. Абрамова:

- Слушай, в этом у нас одно из главных отличий. Он и ему подобные люди скоро у животных начнут брать интервью (я сейчас не про наших патриотов, а в целом), чтобы хоть как-то поднять себе просмотры. И мне вообще неважно, кого они к себе приглашают, главное, чтобы собрать просмотры. Я не отношусь к этим людям. Я считаю, люди, которые покинули нашу страну, нужно про них просто постепенно забывать и при этом не прощать. Для чего я должна приглашать к себе этих людей, чтобы что?

В. Ворсобин:

- Показать, кто они есть. Это дело любого интервьюера.

Л. Абрамова:

- Они и так уже всё про себя показали и рассказали. Зачем еще дополнительно я буду делать им пиар?

В. Ворсобин:

- Твоя задача, как ты говорила, сделать из либерально настроенной молодежи патриотичную молодежь. Для этого нужно их разубедить. А как ты будешь это делать, если они, допустим, до сих пор его смотрят и считают его профессионалом? Надо показать, что не он конкретно, а те люди, которые стоят за ним, вообще ребята пустые, и ты профессионально, как ты умеешь, это можешь показать. Это вообще сила интервьюера – разоблачить соперника.

Л. Абрамова:

- А что там разоблачать? Что разоблачать, если люди ежедневно сами про себя всё рассказывают и показывают? Ты понимаешь, вот у тебя стоит мороженое, пломбир в шоколаде, а вот у тебя селедка тухлая. Ты попробуешь вот это и попробуешь вот это.

В. Ворсобин:

- Молодежи ведь неочевидно.

Л. Абрамова:

- Послушай, а как по-другому? Все познаётся в сравнении. У нас же не дураки детишки наши.

В. Ворсобин:

- Кстати, о «не дураках». Как ты относишься к такой моде последнего времени? Ну, одни это называют доносительством, а другие – действиями неравнодушных граждан. Очень много сейчас идет споров на эту тему. Ты как к этому относишься?

Л. Абрамова:

- Ты сейчас о Лиге безопасного интернета хочешь поговорить?

В. Ворсобин:

- Да, они тоже участвуют в этих дебатах.

Л. Абрамова:

- Давай разберемся, что такое донос. Это когда некий человек пишет, например, в правоохранительные органы жалобу на соседа и не указывает свою фамилию, имя, отчество, проживание, где он работает и пр. То есть инкогнито человек пишет донос, на основании чего в каких-то далеких годах могли…

В. Ворсобин:

- То анонимности должна быть?

Л. Абрамова:

- Конечно. А когда человек пишет не донос, а заявление или письмо о помощи, и когда человек не один, а коллегиально, это может быть родительский комитет, это может быть несколько подростков, студентов, пишут свои фамилии, имена, где они учатся, с паспортными данными, и показывают того или иного блогера или артиста, показывают то, что он делает, и просят оказать помощь, чтобы этого человека удалили, заблокировали и пр., разве это донос? Это гражданская позиция. Это никакой не донос. Люди говорят, что это, типа, доносительство, предателями их называют. Нет, это или дураки, или подонки так считают, обзывая людей вот такими словами.

В. Ворсобин:

- А ты не боишься остаться в этом случае… Ну, я бы не сказал, что совсем пустое пространство будет, но сейчас замечают специалисты, что не хватает уже сейчас – ну, уехали, сейчас все немножко поутихли в связи с СВО и т.д., ну, какая-то пустота образовывается.

Л. Абрамова:

- Где пустота образовывается?

В. Ворсобин:

- В блогосфере. Мы перед эфиром с тобой говорили, ты сказала: я не журналист.

Л. Абрамова:

- Да, ни в коем случае, и не претендую на это звание.

В. Ворсобин:

- Но если взять статистику, ты – главный интервьюер страны. Ты не занимаешься журналистикой, ты работаешь, по сути, на государственные деньги, ты не собираешь рекламу. И вдруг ты, у которой карьера в интернете – 7 лет, главный интервьюер страны. Это говорит о чем? Это говорит о том, что некоторая пустота образовалась в блогосфере.

Л. Абрамова:

- Ну, пустота не может быть долго пустой, появятся еще какие-то ребята, моложе, талантливее меня, прозорливее, которые действительно будут журналисты. Разве это плохо?

В. Ворсобин:

- Отлично.

Л. Абрамова:

- Освободилось пространство для нормальных, достойных людей. Потому что те люди, которые сейчас признаны иноагентами, они настолько заполонили своей грязью, что…

В. Ворсобин:

- А конкуренция?

Л. Абрамова:

- Да при чем здесь конкуренция? Слушай, когда я была вайнером, блогером, мне говорили: а вот, конкуренция… Я вообще не вижу, чтобы у меня были какие-то конкуренты. Каждый человек в этой жизни занимается тем, чем он занимается. Мы же с тобой не сидим, не продаем огурцы в соседних магазинах. Вот люди, которые продают огурцы, у них, может быть, есть между собой конкуренция.

В. Ворсобин:

- А разве у нас нет? У нас то же самое, так же «продаем огурцы».

Л. Абрамова:

- Понимаешь, люди, которые что-то производят, какие-то продукты, товары, вот такие, которые можно потрогать, использовать, намазать, съесть, вот они, люди в торговле, у них, может быть, есть какая-то конкуренция, здоровая или нет. Я просто искренне общаюсь с людьми. Я даже не называю себя журналистом и не хочу, чтобы меня называли. У меня нет такого образования. Как я буду себя называть тем, кем я не являюсь?

В. Ворсобин:

- Лилия, теперь вопросы более спокойные, я бы сказал, даже нежные. Кого было тяжелее всего разговорить из тех, с кем ты общалась?

Л. Абрамова:

- Никого. Люди, которые были у меня в гостях, все с удовольствием шли на контакт. Не было такого, чтобы кого-то было сложно разговорить, все охотно со мной общались. Я могу тебе ответить, перед встречей с каким героем я больше всего волновалась. Это был Александр Андреевич Проханов. Вот перед этим человеком я испытывала жуткое волнение, потому что это глыба. Чего тут говорить, все знают, о ком речь. Мне казалось, что это такое недосягаемое. Мне было страшно, что я как-то неправильно задам вопрос, я казалась себе какой-то двоечницей на экзамене у министра образования. Но это только до того, как я с ним увиделась воочию. Как только я с ним увиделась, почувствовала прямо физически человека, поняла, что все будет хорошо. Вот только перед этим человеком я волновалась.

В. Ворсобин:

- А тяжелее всего с кем было? Ну, по опыту, есть тяжелые люди и легкие люди, разговорить которых тяжелее, допустим.

Л. Абрамова:

- Володя, я не знаю, как это объяснить. Умею я расположить к себе людей – и детей, и всех. Потому что все искренне происходит.

В. Ворсобин:

- На твоем месте сидела Ксения Собчак. Я не сравниваю двух прекрасных девушек, но есть такое ощущение, что вы все-таки конкурентки. Или нет? Ну, ключи в интервью в принципе одни и те же.

Л. Абрамова:

- Слушай, я не знаю, что такое ключи. У меня как идет, так идет.

В. Ворсобин:

- Эфиры Собчак смотришь? Ты же не можешь назвать ее иноагенткой, ты же не можешь причислить ее к клике демонов? Она все-таки профессионал или нет?

Л. Абрамова:

- Слушай, она абсолютный профессионал. Это человек, который очень хорошо образован, который очень хорошо разбирается в политике, и не мне тебе говорить почему. Это действительно очень умная и очень влиятельная особа, она давно в профессии. Что бы она ни делала, это все равно у общественности вызывает интерес. И назвать ее своей конкуренткой у меня язык не повернется. Каждый делает то, что он делает. Кто-то делает, чтобы заработать денег, кто-то делает, чтобы действительно принести пользу обществу. Разве эти люди могут между собой быть конкурентами?

В. Ворсобин:

- Мы и начали с того, что мы, как ты говоришь, все делаем общее дело. Получается, вы с Собчак делаете общее дело.

Л. Абрамова:

- Нет. Я назвала тебя и себя.

В. Ворсобин:

- А почему не Собчак?

Л. Абрамова:

- Ну, как бы тебе это сказать? Иногда люди, которых она приглашает к себе на интервью, категорически недостойны внимания. Иногда таких людей просто нужно помещать в спецлечебницы, например. Хотя я не доктор, чтобы ставить диагнозы, но это, мне кажется, очевидно.

В. Ворсобин:

- Карательная психиатрия?

Л. Абрамова:

- Нет, я об этом не говорила. Речь идет о Панине. Это, например, последнее, что я с ней посмотрела.

В. Ворсобин:

- По-моему, Панин тоже признан иноагентом.

Л. Абрамова:

- Возможно, я просто не слежу. Я посмотрела фрагментами, обрывками. Потому что кто-то под моим постом, по-моему, под «Оникс» кто-то написал: Лиля, браво, это не то, что Собчак и Мурашкина, по-моему (как у этой девочки фамилия?). И я просто начала смотреть и даже недосмотрела. Мне вообще было непонятно, с какой целью она пригласила эту девочку к себе на интервью. Я не могу понять разброс ее героев. Видимо, я еще не доросла до такого уровня, чтобы понимать какие-то вещи.

В. Ворсобин:

- Ты хочешь сказать, что часть нашей истории, часть людей, которые ее олицетворяют, пусть она тебе и неприятна, просто надо забыть?

Л. Абрамова:

- Кто мне неприятен?

В. Ворсобин:

- Нет, часть истории, которая тебе неприятна. Условно говоря, иноагенты, те, кого условно можно назвать либералами.

Л. Абрамова:

- Не часть истории мне неприятна, а часть людей.

В. Ворсобин:

- То есть их надо забывать. Их не надо пускать никуда, с ними не нужно разговаривать.

Л. Абрамова:

- Конечно.

В. Ворсобин:

- А как тогда ты общество будешь склеиваться, после того, как настанет мир? Или оно должно быть монолитным? То есть одномыслие будет в обществе, по-твоему?

Л. Абрамова:

- Ты понимаешь, одна дурная овца все стадо портит. Знаешь такую поговорку?

В. Ворсобин:

- Есть такая, да.

Л. Абрамова:

- Понимаешь, когда в семье один болен, надо думать не о нем, а нужно думать о других членах семьи, и больного человека всегда нужно изолировать от общества и лечить его.

В. Ворсобин:

- Как можно вылечить от другого мнения? Ты хочешь, чтобы все думали одинаково?

Л. Абрамова:

- Послушай, все должны думать здраво.

В. Ворсобин:

- Это очень субъективное понятие – здраво. Один думает здраво так, другой думает здраво этак.

Л. Абрамова:

- Послушай, для этого мы сейчас и напоминаем о том, чтобы все учили историю внимательным образом, смотрели новости нормальные, а не фейковые. И если что-то кому-то до сих пор непонятно, может взять рюкзачок и отправиться на Донбасс.

В. Ворсобин:

- Кстати, ты же там была.

Л. Абрамова:

- Конечно, и не раз. И буду еще, сколько мне позволит мое здоровье.

В. Ворсобин:

- Что ты там делаешь?

Л. Абрамова:

- Я выступаю перед бойцами на передовой. И также снимаю свои проекты иногда, в том числе на Донбассе. Я не понаслышке знаю, что там происходит, не раз общалась с мирными жителями, и от первого лица слушала самые ужасные истории. Поэтому меня никто никогда не сможет переубедить, что такое хорошо, что такое плохо, и чем занимается наша регулярная армия на территории Донбасса.

В. Ворсобин:

- Ты что-то сняла уже о Донбассе, уже можно что-то посмотреть, что-то вышло?

Л. Абрамова:

- О Донбассе? Мы снимали нашего классного, талантливого человека Юрия Бардаша. Также у нас о Донбассе есть «Переполох», «Большой переполох», то есть интервью с ним.

В. Ворсобин:

- То есть ты занимаешься там журналистикой, ты берешь интервью.

Л. Абрамова:

- Да.

В. Ворсобин:

- А из этого донбасского ужаса что самое яркое в голове осталось? Я так понимаю, что для тебя это тяжелая история. Наверняка что-то есть.

Л. Абрамова:

- Много разных картинок «веселых». Это первые командировки. Это не это, а прошлое лето. Просто ребята, молодые и не очень, их глаза, их рассказы, их быт. Я не могу рассказывать то, чем ребята со мной делились, иногда это военная тайна, ну, и вообще. Возвращаясь сюда, ты понимаешь, что для многих как будто бы ничего не происходит. И самое отвратительное, знаешь что? Например, вот мой ребенок учится в 5 класса, и я на протяжении двух лет требую, умоляю, заклинаю, чтобы в его школе повесили портреты ребят, которые сейчас на СВО, погибших ребят, родителей детей, которые погибли или находятся сейчас на СВО. Мне говорят: у нас это все есть, только в другом корпусе висит. Я на протяжении двух лет умоляю, заклинаю, требую, чтобы дети плели маскировочные сети. Я сейчас снимаю проект «Юность и граница». Это проект о детях и подростках, которые живут в приграничных зонах от СВО. Ребята из самых различных семей, которые находятся в самых тяжелых жизненных ситуациях, кто-то без родителей, кто-то с бабушкой, у кого-то папа погиб на фронте, у кого-то папа воюет. Эти дети из последних сил, на последние деньги что-то покупают и делают своими руками, потому что они не понаслышке знают, что такое прилеты, они живут в этом. А у нас здесь тепло, красиво, ясное небо мирное (и слава богу), и у очень многих, в том числе и руководителей школ, преподавательского состава, нет понимания, что происходит.

У нас ввели предмет – разговоры о самом важном. У нас нет тетради по этому предмету, у нас нет учебников. О чем говорят преподаватели и классные руководители, мы не знаем. Но я знаю одно. Что конкретно об СВО не было речи. Два года у моего ребенка преподается этот предмет.

В. Ворсобин:

- Московская школа?

Л. Абрамова:

- Московская школа, конечно. О чем угодно. Их водят в театры…

В. Ворсобин:

- А почему, как ты считаешь?

Л. Абрамова:

- Потому что до сих пор нет понимания, что происходит, и кто-то за что-то переживает, еще кто-то надеется, что, может быть, все закончится не нашей победой.

В. Ворсобин:

- В Москве такие настроения, по-твоему?

Л. Абрамова:

- Есть, конечно же, у преподавателей, руководителей школ. Детей ежедневно практически таскают на какие-то спектакли, и я даже не знаю, что там за спектакли. У меня просто времени нет, а то сходила бы, посмотрела, кто и что там ставит.

В. Ворсобин:

- А им бы сети плести?

Л. Абрамова:

- А им бы сети плести и слушать хорошую музыку. Нет, пусть они и в театры ходят в том числе, культурно развиваются, но ведь есть же на это классный час, полчаса-час в день ведь можно что-то делать для общей победы.

В. Ворсобин:

- И тогда очень своевременный вопрос. Если бы тебе удалось взять интервью у Путина, что бы в первую очередь ты у него спросила?

Л. Абрамова:

- У меня к Владимиру Владимировичу нет никаких вопросов. Я бы пожелала ему долголетия. И поблагодарила бы за все, что он делает для страны, для меня и для моих детей.

Подписывайтесь на наш подкаст, чтобы не пропустить новые крутые интервью