Антон Красовский - про итоги СВО, истинную путинистку Собчак и свои похороны

Антон Красовский - про итоги СВО, истинную путинистку Собчак и свои похороны
Известный журналист и политтехнолог, главный редактор интернет-медиа «Консерватор» дал эксклюзивное интервью Радио «Комсомольская правда»

Н. Фридрихсон:

- Здравствуйте. На волнах радио «Комсомольская правда» программа «Диалоги». И сегодня у нас особенный гость, мы все его очень ждали. Это Антон Красовский.

А. Красовский:

- Что же во мне такого особенного-то?

Н. Фридрихсон:

- А мы сейчас это и выясним. Первый вопрос. Титр я не назвала специально, потому что я хотела узнать. Все-таки вы кто, вы журналист, документалист, политтехнолог?

А. Красовский:

- Или пропагандист, как написано в Википедии. Я и сам бы хотел узнать. Я у многих спрашиваю: а я кто сейчас, с вашей точки зрения?

Н. Фридрихсон:

- Что я такое?

А. Красовский:

- Они не могут мне ответить на этот вопрос. Поэтому я воспользуюсь вашей программой и задам вопрос: вы за кого меня считаете вообще, дорогие друзья? Потому что я тоже как-то уже сам не понимаю. А так я главный редактор интернет-медиа, которое называется «Консерватор».

Н. Фридрихсон:

- На этом мы пока для себя поставили точку. Некоторые пишут, что вы до сих пор носите белое пальто.

А. Красовский:

- В каком смысле?

Н. Фридрихсон:

- Знаете, мне трудно было понять, но некоторые пишут: «Красовский, так он еще бремя белого пальто пытается носить».

А. Красовский:

- Я не понимаю, что имеется в виду. У меня есть бежевое, за 99 евро. А так я в основном в черном пальто.

Н. Фридрихсон:

- Я думаю, они имеют в виду груз либеральных ценностей.

А. Красовский:

- Во-первых, я не очень понимаю все, так сказать, предъявы к либеральным ценностям. В либеральных ценностях нет ничего плохого. Либеральные ценности – это неприкосновенность собственности, семьи, справедливый суд, крепкое государство, честный бизнес.

Н. Фридрихсон:

- Вы либерал?

А. Красовский:

- С этой точки зрения я либерал, в понимании европейских либералов XIX века. С точки зрения XXI века, наверное, эти либеральные ценности стали слишком консервативными, поэтому так называемые либеральные ценности – это ценности, видимо, социалистические, то, что сейчас понимается, и ценности как раз антилиберальные. Все, что сейчас называется либеральными ценностями по-русски, это борьба с сильным национальным государством. И в этом смысле я глубоко антилиберал, потому что я считаю, что сильное либеральное государство – это сильное национальное государство, и сильная русская империя – это добро. А все, кто против этого, это враги России.

Н. Фридрихсон:

- Вы считаете, что мы должны быть русской империей, мы к этому должны идти?

А. Красовский:

- Я считаю, что мы и живем в русской империи, надеюсь на это. Я вообще имперец и считаю тех людей, которые борются с русским империализмом, врагами России.

Н. Фридрихсон:

- Скажите, а в этой связи Башкирия, Татарстан…

А. Красовский:

- Это части России.

Н. Фридрихсон:

- Не русской империи?

А. Красовский:

- Это части русской империи. Русская империя, как любая империя, это многонациональная страна. Это страна, которая должна быть построена на традиционных для национальностей - основателей этой империи ценностью.

Н. Фридрихсон:

- Традиционные ценности. Что вы конкретно вкладываете в это понятие?

А. Красовский:

- У меня все очень понятно. Это вера, семья, справедливость. Православие, самодержавие, народность.

Н. Фридрихсон:

- Вы серьезно?

А. Красовский:

- Абсолютно.

Н. Фридрихсон:

- Как вы считаете, эти законы, которые принимают, по поводу сохранения традиционных ценностей, нападки на сексуальные меньшинства - это правильно?

А. Красовский:

- Понимаете, не нападки… «Нападки» для меня не очень понятное слово. Я считаю, что традиционные ценности, они шире, чем представление каких-то разных людей, нас с вами, о традициях. Традиции русские, они очень разные и в то же время понятные. Я говорю, что вера, семья, справедливость – это три главных в России понятия о традициях и о ценностях. И я считаю, что это наша современная русская триада. А по поводу всех этих статей в Кодексе об административных правонарушениях, знаете, я хочу сказать по поводу гей-пропаганды среди детей. Я тоже не сторонник того, чтобы в школах раздавались буклеты, как превратиться из девочки в мальчика в 12 лет. Если об этом, то я это поддерживаю. Если о том, что надо приходить и регистрировать гей-браки в МФЦ… Я, честно говоря, знаю много людей, которые хотели бы заключить такой брак, но я как человек, имевший отношения, вполне себе законные и вполне себе традиционные, надо сказать, в этой стране, хочу сказать: вы идите, заключите брак, а потом разведитесь. Вы же разойдетесь точно. И вы получите всё, что вы должны получить – разделение квартиры, собственности, борьбу за наследство, наследники, раздел банковских счетов, алименты. Так что вы еще пожалеете о том, что так хотели эти самые гей-браки. Радуйтесь, что вам позволяют, таким образом, наслаждаться безответственностью.

Н. Фридрихсон:

- Вы только что были за традиционные ценности, но вас сейчас послушали некоторые и вообще жениться расхотели.

А. Красовский:

- Почему? Я говорю, что традиционные ценности в первую очередь – это ответственность. Вообще за всё ответственность. Это ответственность за свою семью, за себя, за свою страну, за будущее. Поэтому я говорю людям, которые хотят жить в традиционных ценностях, что вы поживите в них и потом поймете, насколько это непросто. Но живут, как известно, не для радости, а для совести.

Н. Фридрихсон:

- Какая хорошая фраза. По поводу радости, совести и русской империи, куда мы движемся, как вы считаете. Давайте вспомним минувшие выходные, события в Дагестане. Много чего было написано в Telegram-каналах, в том числе про русский вопрос, нерусский вопрос. Как вы оцениваете, что эта толпа носилась и, прости господи, искала евреев?

А. Красовский:

- Ну, а как к этому можно относиться? Я считаю, это уголовное преступление. И я удивлен, что так поздно и как-то вяло на это реагировало правительство Дагестана и правоохранительные органы, которые должны отвечать за безопасность граждан, и граждан не только России, но и других стран на территории России, в Дагестане. Можно, как сейчас многие Telegram-каналы, списать на какую-нибудь провокацию каких-то ЦИПсО, украинцев и т.д. Понятно, что украинцы этому рады. Но очевидно совершенно, что это не толпа украинцев искала евреев, а толпа граждан России, проживающих постоянно на территории Республики Дагестан, искала евреев. У меня вопрос к главе Дагестана Меликову: а как так произошло? Я очень сомневаюсь, что такая ситуация возможна была бы в аэропорту Шереметьево или в аэропорту Пулково. Что бы там ни говорили про губернатора Санкт-Петербурга, такая ситуация абсолютно невозможна. Представить себе тысячу человек, прорвавшихся на взлетную полосу аэропорту Шереметьево, я не могу. А там мы это видели. Ну, значит, это абсолютно слабая, беспомощная система управления регионом. Наверное, региону должно быть стыдно за то, что это такая беспомощная ситуация. А стыднее должно быть за то, что сегодня все пытаются это списать на какую-то провокацию, что всё это спровоцировали какие-то другие люди. Знаете, это как девушка идет в мини-юбке по ночному парку, ее насилуют, и на следующий день все говорят о том, что это она спровоцировала насильника. А там есть боевое подразделение, которое охраняет взлетную полосу? Взлетная полоса – это стратегический объект. А если эта толпа захватит электростанцию, военную часть? Это такой же стратегический объект. Данный вопрос даже не про то, что евреев они искали, не евреев… Для меня это тоже, конечно, абсолютная загадка. Вопрос антисемитизма для меня, он такой, непонятный, я его не знаю. Я так давно с этим не сталкивался в нашей стране. Более того, я честно скажу, что я последний раз про это вообще думал как о серьезной проблеме, когда еще поправка Джексона – Вэника была, 40 лет назад. А тут ищут каких-то евреев. Чего они их ищут, почему, что это вдруг они такие политинформированные? Чего это они вдруг про сектор Газа вспомнили? Я сомневаюсь, что толпа сельских дагестанцев понимает, что происходит сейчас между Израилем и Палестиной. И очень сомневаюсь, что они в курсе, где эта Палестина находится, и кто в секторе Газа проживает, и где сектор Газа вообще географически расположен, и как вообще произошла история появления так называемого сектора Газа.

Здесь у меня вопрос совершенно не про это. У меня вопрос – как так получилось, что режимный объект удалось захватить тысяче невооруженных людей?

Н. Фридрихсон:

- Я думаю, эти вопросы будут сейчас подниматься, большое совещание собирает президент России. Уверена, по косточкам разберут.

У нас грядет большая дата – 4 ноября, День национального единства. И тут не могу не спросить, потому что вы давно живете, как бы это ни звучало, много чего видели, в том числе хорошо помните эпоху Дмитрия Медведева, который в 2009 году…

А. Красовский:

- Я хорошо помню эпоху Леонида Ильича Брежнева, а вы говорите о Дмитрии Медведеве.

Н. Фридрихсон:

- Знаете, я не настолько древняя, извините, давайте ограничимся Дмитрием Анатольевичем.

А. Красовский:

- Я бы, кстати, не назвал 4 года управления правящим тандемом нашей страны эпохой Дмитрия Медведева. С моей точки зрения, 4 года эпохи Владимира Владимировича Путина, давайте называть вещи своими именами.

Н. Фридрихсон:

- Ну, давайте называть вещи своими именами. Президентом России был Дмитрий Анатольевич Медведев. Так вот, я хорошо помню 2009 год. Дмитрий Медведев выходит с заявлением, что нам пора уже как нации выходить на уровень «российская нация». Есть же американская нация, должна быть российская. Что началось, я хорошо помню. Стали выбегать какие-то люди, кричать, что русских притесняют. Потом приключилась Манежка в декабре 2010 года. Правда, из-за убийства футбольного фаната, но там намешалось всё. Итак, на дворе 2023 год. Как вы оцениваете наше национальное единство, мы стали российской нацией?

А. Красовский:

- Я по-прежнему говорю, я считаю, что нации россиян не существует и быть не должно. Есть русская империя, страна Россия. У страны России есть титульная нация, и только титульная нация может сохранять вот это самое национальное единство. В стране России есть разные народы, есть гражданство Российской Федерации, но есть русские, есть лезгины, есть аварцы, есть чеченцы, есть татары, есть украинцы, наверное, на территории Российской Федерации.

Н. Фридрихсон:

- Точно есть.

А. Красовский:

- Люди, которые, возможно, считают себя украинцами. Даже есть такой государственный язык украинский неожиданно. Во-первых, я против россиянства. Я считаю, что любое россиянство, оно как раз размазывает вот эту ответственность за свою землю. Потому что россиянство – это значит, нам ничего не принадлежит. Я как русский человек считаю, что это моя страна, потому что она – страна Россия, и эта страна, основанная русским народом. Страна, основанная русским народом, построенная на принципах взаимопонимания, взаимовыручки и мирного проживания на одной земле (русской земле) разных национальностей.

Н. Фридрихсон:

- Как вы считаете, какой вклад внесла специальная военная операция, она сплотила или показала какие-то изломы?

А. Красовский:

- Я считаю, что специальная военная операция, грубо говоря, война, вообще никакого отношения к этому не имеет, это история про наши взаимоотношения, русской империи с…

Н. Фридрихсон:

- …с окраиной?

А. Красовский:

- Да нет, конечно. С Британской империей, которая переехала теперь и находится на территории Соединенных Штатов. Это же все равно Британская империя. Люди, говорящие на английском языке, живущие на основе островного права и просто переехавшие из Рима в Константинополь, из Лондона в Вашингтон. Это история наших взаимоотношений империй. А окраина… Я считаю, естественно, как нормальный русский человек, что никакой Украины нет, и это всё – русская империя. Я и Варшаву считаю русским городом, как Сталин.

Н. Фридрихсон:

- Вы похожи на Сталина, вы гордитесь этим?

А. Красовский:

- Я не похож на Сталина. Как Сталин, то есть как человек, родившийся… Я не родился в 1880 году, но я тоже считаю, что это часть русской империи.

Н. Фридрихсон:

- Знаете, заголовок идеальный - «Антон Красовский: Я – как Сталин…»

А. Красовский:

- Я уже был как Путин, но за это пострадал. Я надеюсь, что не пострадаю за то, что я такой же человек, как Сталин.

Н. Фридрихсон:

- Мы вас реабилитируем, товарищ, вы – как Сталин. Я сейчас не о глобальном, я, извините, про окопное. Когда в одном окопе находятся чеченцы, русские, есть ультрас русские, мы не будем этого исключать, есть православные, есть атеисты, то есть действительно вся палитра России по одну сторону, в одном окопе.

А. Красовский:

- И что? Есть ультрас русские, как мы помним, которые находятся по другую сторону окопов. Они тоже русские националисты, и идеологические эти подонки, которые воюют против России, против своей страны на стороне врага, они тоже русские националисты, и в душе они, наверное, исповедуют те же самые ценности, как какая-нибудь ДШРГ «Русич». Я про это просто мало знаю, но я считаю, что да, как любая война, как любое противостояние с врагом, безусловно, эти события сплачивают те народы, которые живут на этой территории. Но говорить о том, что это один народ… Вернее, так. Мы одна нация.

Н. Фридрихсон:

- Российская.

А. Красовский:

- Нет. Мы одна нация, но мы разные народы. Я не готов говорить «российская нация», мне не нравится эта философема. Я считаю, что мы – одна нация русской империи, но мы, конечно, разные народы. И в окопах, тут уже не до философем. Это просто братья по оружию, и это люди, для которых вот этот окоп и становится той самой империей, главной частью этой нашей общее империи, ее крайним рубежом. Потому что только в этом самом окопе, когда ты видишь и ценность, и обесценивание жизни одновременно и чувствуешь это, и находится это сосредоточие и национального самосознания, и нашей общей страны. Я действительно считаю, что какой-нибудь окоп на Зайцевском направлении, за Горловкой – это и есть сейчас самая настоящая, самая искренняя и самая глубинная Россия.

Н. Фридрихсон:

- Почему вы поехали в зону СВО, и не один раз?

А. Красовский:

- Почему я ездил в зону СВО? Ну, потому что это моя страна, и я как раз чувствую ответственность за свою страну. И потому что я журналист все-таки в некотором смысле, может быть, уже остаточном, но все-таки.

Н. Фридрихсон:

- Что вы хотели увидеть?

А. Красовский:

- И мне было очень важно просто быть там и увидеть это, зафиксировать это и показать эту настоящую Россию и этих настоящих русских людей, которые в этих окопах находятся, себе, и показать себя этим настоящим людям. И доказать и себе, и им, что я такая же часть этого русского народа и имею право называться русским человеком. Потому что я считаю, что в моем возрасте, все-таки не пенсионном, мужик может чувствовать себя настоящим русским человеком, только увидев все это и поучаствовав во всем этом, даже если ты не берешь в руки оружие.

Н. Фридрихсон:

- Вы могли отправить ваших журналистов и выполнить свой долг как медийщика, как журналиста.

А. Красовский:

- При чем тут это? Это не называется выполнить долг, это называется организовать производственный процесс. Я же не про производственный процесс говорю, а про внутреннее самосознание, про себя. Организовать процесс собственного ощущения, от себя. Ну, чтобы не чувствовать себя подлецом и подонком, я считаю, человек должен там быть.

Н. Фридрихсон:

- Но вы понимали, что отрезаете после этого для себя какие-то разные пути?

А. Красовский:

- Пути чего?

Н. Фридрихсон:

- Жизни и развития.

А. Красовский:

- Да наплевать мне на это.

Н. Фридрихсон:

- Что вам руки не пожмут отдельные представители.

А. Красовский:

- Меня это как раз не волнует. Мне важно, чтобы мне руку пожимали ребята в окопах. Чтобы человек с позывным «Камаз» мне руку пожимал. А то, что мне Монгайт не пожмет руку, так мне и не надо. Анна Монгайт, может быть, доедет до Объединенных Арабских Эмиратов, и ей там руку-то отрубят.

Н. Фридрихсон:

- Откуда такой гуманизм?

А. Красовский:

- Не знаю. Ну, у всех свои законы.

Н. Фридрихсон:

- Вы понимали, что можете погибнуть?

А. Красовский:

- Слушайте, мы каждый день… Во-первых, я не погиб. Я, в конце концов, нахожусь в неком убойном списке, я и здесь могу погибнуть, и где угодно. Вон Олег Царев на охраняемой территории пансионата или санатория в Крыму чуть не погиб. И сколько людей, и наших товарищей, и знакомых, и далеких людей, и близких погибло. Поэтому погибнуть можно где угодно. В конце концов, умереть – это не трагедия, а на самом деле счастье.

Н. Фридрихсон:

- Был момент, когда снаряд пролегал совсем рядом с вами?

А. Красовский:

- Ну, был. Снаряд, ракета.

Н. Фридрихсон:

- Расскажите.

А. Красовский:

- Да не надо про это рассказывать.

Н. Фридрихсон:

- Это был «Хаймарс»?

А. Красовский:

- Ну, какой-то «Хаймарс». Я же не разбираюсь в этих «Хаймарсах».

Н. Фридрихсон:

- Это громко было?

А. Красовский:

- Ну, было несколько раз. Знаете, это уже романтизация боя и как бы героизация самого себя.

Н. Фридрихсон:

- Нет, это просто пересказ.

А. Красовский:

- Это довольно пошло. Ну, было. Летают там эти снаряды. А как, ты же сидишь… И в окопе, и рядом с гостиницей. «Антон Вячеславович, идите в бомбоубежище». Я говорю: «Чего бомбоубежище? Я за крыльцо зайду, дайте мне сигарету докурить. У вас все равно в Горловке нормальных сигарет не купишь, а у меня осталось три штуки».

Н. Фридрихсон:

- Курение вредит здоровью, друзья, даже в Горловке.

А. Красовский:

- Слушайте, это глупо. Я не боюсь. Я слышу уже плохо, у меня по-другому слух работает, на меня все эти звуковые эффекты уже не производят такого впечатления. Ну, и всякие взрывающиеся хлопушки тоже. Я же говорю, кто-то ценит очень свою жизнь, а я как бы не очень ее ценю.

Н. Фридрихсон:

- Вы сказали, что есть люди, которые ценят свою жизнь, а вы свою жизнь цените не очень. А в какой момент вы стали обесценивать свою жизнь?

А. Красовский:

- Это не обесценивание жизни. Это современное либеральное понятие, в нынешнем понимании либерализма. Я не обесцениваю жизнь. Наоборот, я к жизни отношусь с представлением о ее ценностях. Жизнь надо прожить просто так, чтобы на твоих похоронах не было сомнений о том, что на них говорить. И чтобы у тех людей, которые там соберутся, много их будет или мало, не было вопросиков к лежащему в гробу гражданину. Я уже все повидал. Я помню, когда помер Леонид Ильич, в Подольске на проспекте Кирова, «на стрелке», напротив горкома партии, снимали портрет одного Ильича и меняли на портрет другого Ильича, когда Юрий Владимирович Андропов пришел. Я все прожил, многое видел.

Я не переживаю и уже даже не задумываюсь об этом. Вы меня спрашиваете, можно было разные пути, кто-то подаст руку, кто-то не подаст. Переживать о том, что тебе не подадут руку какие-то люди, которые у тебя на протяжении нескольких лет пили дома бесплатно вискарь, это смешно. Никто не жаловался. Но это не обесценивание жизни. Я верующий человек в самом понятном смысле. А если уж ты веришь в Бога, так чего тебе переживать за жизнь? Она ж вечная.

Н. Фридрихсон:

- Пожить хочется?

А. Красовский:

- Нет. Потому что все будет там хорошо. Все не кончается, все только начинается, как говорили на избирательной кампании Михаила Прохорова.

Н. Фридрихсон:

- Как бы вы хотели, чтобы вас запомнили?

А. Красовский:

- Сбор гостей такой. Открывается новое кладбище. Москва – великий город, я абсолютно серьезно это говорю. Нет более уважаемого мною человека, чем мэр нашего города Сергей Семенович Собянин. Новое Ваганьковское кладбище будет открыто. Уже почти закончен процесс покупки земли между Третьим кольцом и старым Ваганьковским кладбище, участок земли, который принадлежал Минобороны. Там будет новый зал прощаний. Гости собираются, все в черненьком. И по кругу звучит стихотворение Евгения Александровича Евтушенко «Идут белые снеги»: «А любил я Россию всею кровью, хребтом». В похоронах должен быть элемент пошлости. Без него похороны выглядят довольно уныло. И все такие: а у тебя есть вкладыш на поминки? Все смотрят на приглашение. Я давно все придумал, у меня все хорошо.

Н. Фридрихсон:

- Вас пугает мысль, что на ваши похороны никто не придет?

А. Красовский:

- Придут, к сожалению. Потом еще бедные люди не расплатятся за эти поминки. Надо будет по бартеру заранее договариваться.

Н. Фридрихсон:

- Место он выбрал.

А. Красовский:

- Это если мне еще дадут это место.

Н. Фридрихсон:

- А вы заслужили на это место?

А. Красовский:

- Не знаю. Это пусть уже решает муниципалитет или регион.

Н. Фридрихсон:

- Перейдем к более насущному. Сегодня кто такой харизматичный представитель современного русского героя, с учетом всей конфигурации, которую Россия сегодня имеет? Герой – как миф, мифологема, образ. Как Данила Багров в свое время был народным героем.

А. Красовский:

- Является ли, условно, таким героем Захар Прилепин или Владлен Татарский? История современного русского героя, реально, это парень, который потомок одновременно Николая I и Наполеона Бонапарта, который уже два или три года французский гражданин. Симпатичный мужик с красивой женой, с детьми. Он приехал воевать за свою страну, потому что он прямой потомок императора. Не бросивший своих бойцов и товарищей, остающийся с ними бесконечно, воюющий за русскую землю. Вот он сейчас настоящий русский герой.

Н. Фридрихсон:

- А человек, который в свое время неудачно грабил банк, отсидел, это я про Владлена Татарского.

А. Красовский:

- Я понимаю, что ты про Максима. Он, безусловно, герой глубинной России. Вместе с тем, Максим все-таки человек, который на той земле родился. И это, что называется, «враги сожгли родную хату». Это человек, который не сделал над собой усилия внутреннего. А эта ситуация сама собой развернулась. Пришли фашисты к тебе в деревню, ты ушел в партизаны. А тут человек бросил все и реально уехал, может там погибнуть. А этого человека с Россией связывает только его русская душа и воспоминания о величии его семьи. Если бы сейчас была идея вернуть монархию в России в конституционном виде, в виде договора между нацией и правящим домом, то этот самый человек имел бы гораздо большие права на то, чтобы стать русским императором, чем вот эти все беглые самозванцы, которые сейчас называются Русским императорским домом.

Н. Фридрихсон:

- В новой системе граф Красовский звучит.

А. Красовский:

- Я не граф.

Н. Фридрихсон:

- Но конюхом при монархии вы тоже не будете.

А. Красовский:

- Да я и сейчас не буду, вот в чем дело. Но конезавод я бы купил. Граждане, вкладывайтесь в коневодство. Это очень перспективный процесс.

Н. Фридрихсон:

- Особенно, если что-нибудь произойдет в небе над Сибирью, мы потеряем мобильную связь, технологии.

А. Красовский:

- Я с уважением отношусь к людям, которые понимают все в физических процессах расщепления ядерного ядра, а также в метеорологии, то есть каким образом потом будут развиваться климатические последствия. Но я бы предпочел воспользоваться старорежимными процессами использования полигона на Новой Земле. Там все с розой ветров понятно. И подземные ядерные испытания нам гораздо более известны.

Н. Фридрихсон:

- Граф Красовский, он же помещик Красовский возражает насчет неба над Сибирью.

А. Красовский:

- Я не возражаю. Что называется: Антон из Москвы интересуется.

Н. Фридрихсон:

- Граф или помещик?

А. Красовский:

- Я не граф.

Н. Фридрихсон:

- Тогда помещик. Ждем комментариев от слушателей. Я очень надеюсь, что вы дадите титул Антону Красовскому. А заодно давайте подумаем насчет меню. А то поминки мы обсудили, но бегло. Нет тамады, нет меню, пока я не получила приглашение.

А. Красовский:

- Господь все управит. Когда время придет, будет и ведущий, а по меню надо будет – это вопрос бартера.

Н. Фридрихсон:

- Кошерно будет? Халяльно?

А. Красовский:

- Я русский человек. Все будет нормально. И водка будет нормальная русская

Н. Фридрихсон:

- А шоколад «Аленка»?

А. Красовский:

- Я не до такой степени патриот.

Н. Фридрихсон:

- «Аленка» стала халяльной.

Фильм, тем не менее, сняли про Владлена Татарского.

А. Красовский:

- Не я снял, а мой продакшн снял, то есть компания, которой я руковожу.

Н. Фридрихсон:

- Вряд ли без вашего ведома?

А. Красовский:

- Безусловно, я являюсь продюсером всего, что производится компанией и показывается.

Н. Фридрихсон:

- Так почему про Владлена?

А. Красовский:

- Потому что не только про Владлена. Мы сняли и про Дашу Дугину. Мы много снимаем про то, что происходит сейчас на войне. Мы не могли не снять фильм про Максима. Это человек, который свою жизнь отдал за Россию. Совершенно точно ежедневно к этому будучи готовым. Это человек с интереснейшей судьбой, то, о чем вы говорили, в какой-то шизофрении и такой южнорусской вольности, попытавшийся ограбить банк. Человек со своим социалистическим взглядом на мир, который мне очень не близок. Я не социалист и не за всемирное равенство.

Н. Фридрихсон:

- Мы поняли, вы за монархию.

А. Красовский:

- Я считаю, что консервативные ценности должны признавать неравенство. И не признавать захваты банков. Собственность и ее ценность, любой собственности- частной, государственной – очень важна для либеральных именно ценностей. Человек, который всю оставшуюся жизнь связал с этой войной. Это такой русский дон.

Н. Фридрихсон:

- Вас удивляет затяжной процесс следствия и по поводу убийства Даши Дугиной, и по поводу убийства Макса Фомина?

А. Красовский:

- Я не чувствую, что он как-то затянулся. По поводу убийства Даши Дугиной – там же известно, кто ее убил. Просто мы прошляпили, и задержать эту женщину не удалось. Теперь следствию искать просто виновных, кто ее выпустил или впустил? Наверное, да. Но я не готов. Честно говоря, меня этот вопрос вообще не волнует. Это не мое дело. Меня волнует вопрос жизни и смерти.

Н. Фридрихсон:

- Ее убили.

А. Красовский:

- Это другие вопросы, а не вопрос ответственности за что-то. У меня отсутствуют какие бы то ни было качества для вовлечения в мамочкин чат или в соседский чатик в WhatsApp: кто у нас тут, надо следствие. Мне это неинтересно. Я даже никогда не задавал себе этот вопрос. Для меня вопрос боли Александра Гельевича или Натальи – существенный вопрос, чем вопрос, кто из таможенников, пограничников, полицейских виноват в том, что эта женщина проникла на территорию России, или почему эта Дарья Трепова, которая статуэтку передавала, до сих пор не осуждена. Но она же не на свободе, не в девятикомнатной квартире под домашним арестом находится, не портвейн пьет, а все-таки в следственном изоляторе, то есть в тюрьме сидит.

Меня гораздо больше интересует вопрос беспечности по отношению к жизни. Вы сказали – обесценивание жизни. Я бы сказал – обесценивание смерти. Когда человек умирает за Россию, а через три дня про это все забывают. Причем забывают не про человека даже, а про его вклад этой своей жизнью и этой своей смертью в то, чтобы эта страна жила, в то, чтобы другие люди не погибли. Даже если без оружия в руках, даже если он погибает в результате теракта. Вот этот вопрос для меня действительно важен. А чего там следствие так долго идет, мне плевать. Какая мне разница, сколько идет следствие или сколько пишется роман, лишь бы хороший роман был.

Н. Фридрихсон:

- Россия вступает в особо интимный период – выборный.

А. Красовский:

- Стесняюсь спросить, а кто с кем входит в интимные отношения?

Н. Фридрихсон:

- Это в принципе интимный период для страны. Выборный процесс. Вы будете как-то принимать участие в политической активности?

А. Красовский:

- Конечно, я буду принимать участие в политической активности. Я приду и проголосую за Владимира Владимировича Путина. Это будет мой вклад в политическую активность.

Н. Фридрихсон:

- А почему именно за него?

А. Красовский:

- Потому что он мой президент.

Н. Фридрихсон:

- Вы не рассматриваете других кандидатов?

А. Красовский:

- А вы за Сурайкина проголосуете? Там еще нет других кандидатов. Не то что я в этом смысле издеваюсь. Я проголосую за Путина, потому что я бы хотел проголосовать за Путина. Это мой выбор. Я его сделал. Голосование, безусловно, тайное, я имею право, я никого здесь не агитирую, я не вхожу в доверенные лица, и меня никогда не звали.

Н. Фридрихсон:

- Если позовут – пойдете?

А. Красовский:

- Да, но я думаю, что не позовут. Но если предложат, да. Потому что я действительно считаю, что мне есть что сказать людям по этому поводу.

Н. Фридрихсон:

- А что вы будете говорить людям?

А. Красовский:

- Я считаю, что Путин – человек, который всегда держал слово перед своим народом. То слово, которое он давал русскому народу, он его сдерживал. Пожалуй, это единственный человек из известных мне в современной истории, такого масштаба и в масштабах таких стран как Россия политический лидер, который это делал. И это было с самого начала его президентства, с 2000 года, когда он пообещал решить вопрос по невыплатам пенсий, зарплат. И для него это было очень важно. Это решилось сразу. И вопрос частной собственности на землю, что для меня, как для либерала, как вы говорите, очень важен. Это все решил Путин. Это все были обещания, данные стране.

Я, как человек, который входит в Общественный совет при правительстве по социальной политике, я хочу сказать, идите и поищите еще другую страну мира с такой системой медицинского страхования, когда каждый человек на самом деле имеет доступ к очень квалифицированной медицинской помощи. Мы не идиоты, мы понимаем, что какой-нибудь ФАП в городе Магдагачи, наверное, это не то чтобы мечта пациента. Но такого доступа к медицинской помощи у граждан Соединенных Штатов нет. В реальности каждый человек, который умеет использовать механизм ОМС, может получить очень квалифицированную онкологическую, кардиологическую помощь, очень хорошую. Точно не хуже, чем в Германии. И точно лучше, чем в Израиле. Просто люди не всегда умеют этим пользоваться.

Н. Фридрихсон:

- А что у вас поменялось, учитывая, что в прошлый выборный период вы консультировали Ксению Анатольевну Собчак?

А. Красовский:

- Ничего не поменялось. Я и на прошлых выборах голосовал за Путина. Бизнес бизнесом, а доверие – доверием.

Н. Фридрихсон:

- Так вы давали вредные советы?

А. Красовский:

- Я не давал вредные советы. Я занимался оптимизацией бюджетов у Ксении Анатольевны Собчак. Я не давал ей никаких политических советов.

Н. Фридрихсон:

- Давали, это даже в кадре есть.

А. Красовский:

- Хорошо, давал. Потому что просто она моя знакомая. Но это не входило в мой функционал.

Н. Фридрихсон:

- Но все равно давал?

А. Красовский:

- Давал. Если бы у меня Путин спрашивал советы, я бы это делал с удовольствием, лучше бы давал ему. Но голосовал я за Владимира Владимировича Путина.

Н. Фридрихсон:

- Вы не умерли, вы живы.

А. Красовский:

- Сейчас я выйду, и меня грохнут. Будет классно.

Н. Фридрихсон:

- Если что, это буду не я. Я его лично провожу до метро.

А. Красовский:

- Не надо, у меня есть машина.

Н. Фридрихсон:

- До машины провожу, грудью буду прикрывать Красовского. Ваша миссия сейчас в чем?

А. Красовский:

- Что значит – миссия? Я же не миссионер, и у меня нет мессианского комплекса. Я просто хочу пожить, поработать еще, если мне дадут пожить и поработать. Я бы очень хотел, чтобы дали.

Н. Фридрихсон:

- Поработать за идею или за бабло?

А. Красовский:

- Поработать за Россию, за себя и для себя, и для людей. Работа должна быть оплачена. Но я никогда не работал без идеи.

Н. Фридрихсон:

- Обожаю за это Красовского. На каверзный вопрос – и за идею, и за бабло.

А. Красовский:

- А чего тут такого? Это же счастье, чтобы работа доставляла удовольствие и приносила тебе доход. Мне кажется, в этом вообще заключается суть работы. Если тебе в 48 лет работа не доставляет удовольствие, значит, надо все бросить и поехать на конезавод.

Н. Фридрихсон:

- Друзья, если когда-нибудь Красовский будет баллотироваться в Госдуму, я думаю, вы понимаете, за кого надо голосовать.

А. Красовский:

- Я не буду. Я не хочу находиться в Госдуме. Это неприятное здание, пыльное, с людьми, которые мне непонятны.

Н. Фридрихсон:

- Голосуйте за Красовского или проиграете. Человек честно сказал: и за деньги, и за бабло. И это бесценно.

А. Красовский:

- Спасибо. Господь управит.

Подписывайтесь на наш подкаст, чтобы не пропустить новые крутые интервью!