Беслан. Трагедия, о которой мы боимся вспоминать
В. Ворсобин:
- Говорим о Беслане. 1 сентября 2004 года, в бесланской школе № 1 прямо во время праздничной линейки террористы под руководством Расула Хучбарова захватили более тысячи заложников – учителей, родственников, школьников. В основном – детей. Заложников согнали в спортивный зал, который затем заминировали. И удерживали их там без еды и воды. 3 сентября произошел штурм. Большинство заложников были освобождены. Но 334 из них погибли, в том числе 186 детей. В эти дни мы вспоминаем эту трагедию.
Послушайте слова свидетеля этой трагедии, одного из тех, кто спасал заложников:
- В соседнем доме стояли наши бойцы. Это «Альфа» и «Вымпел», друг друга прикрывали, забегали, в окно кухни запрыгивали. И оттуда подавали нам детей. Мы из соседнего дома вынесли длинные деревянные столы, чтобы легче было забегать. Выносили детей, раненых, помогали им, ослабевшим детям запрыгивать в окно. На наших глазах были раненые спецназовцы. Их грузили в наши машины и отвозили в больницу.
Все продолжалось очень долго. Когда идет такая бойня, что конца и края нет. На следующий день, когда уже засветло пиротехники приступили к разминированию, разминировали, и после этого мы начали работать по эвакуации тел на улицу на опознание. Вынесли боевиков во двор, в другую сторону выносили этих несчастных, которые горели в спортзале. И дальше, видно, спасателям или спецназовцам становилось плохо, картина была очень нехорошая. Разорванные тела.
В. Ворсобин:
- Что вы скажете о тех, кто прошел из ваших друзей Беслан? Это событие в каком ряду находится? Ведь «Альфа» занималась и «Норд-Остом», другими терактами. Эта трагедия в ряду или стоит особняком?
А. Филатов:
- Выйдя в запас, я основательно начал заниматься историей спецназа и борьбы с терроризмом. И у меня этот теракт в ряду буденновского в 1995 году, когда Басаевым была захвачена больница, погибло 139 человек. Это «Норд-Ост», когда был захвачен театральный комплекс на Дубровке в 2002 году. И тоже погибло очень похожее количество людей. И третий теракт, который является такой нехорошей, самой страшной вершиной терактов в новой России, учитывая, что этот теракт был против детей направлен, погибло огромное количество детей – 187 человек только детей, это самый страшный теракт, который произошел в мире, с точки зрения своей психологии.
Для спецназа это тоже самый страшный, самый тяжелый теракт. Потому что погибло сразу десять офицеров группы «Альфа» и «Вымпел». Я не называю это операцией по освобождению заложников. Это операция по спасения заложников. Как таковой команды на штурм для офицеров не было. Многие офицеры входили с колес, прибывая с учебного объекта, где они тренировались для будущей операции по освобождению заложников. И они с колес заходили. Некоторые подразделения зашли аж через сорок минут после взрывов в спортзале. Для офицеров спецназа это самая тяжелая ситуация. Хотя в Буденновске тоже штурмовала группа «Альфа», мы потеряли тоже трех человек. Но десять человек в одной операции – для нас это антирекорд.
Надо четко констатировать, что после 2004 года ничего подобного ни «Норд-Осту», ни Беслану, ни Буденновску в России не происходило.
В. Ворсобин:
- Были взрывы в метро. Не было захватов, но были теракты.
А. Филатов:
- Но похожего по охвату, по подготовке, по планированию, финансированию, по тяжести, по имиджевому урону, по урону для гражданских лиц, - такого не было. Это сделано в том числе благодаря кропотливой работе силовиков, которым положено бороться с терроризмом. Я сам участвовал в буденновских событиях, даже книгу написал «Буденновский рубеж», завтра будет презентация в Московском доме книги. Я могу сказать, что 1995-й – это был как раз перелом, нижняя точка с точки зрения силовиков новой России.
Вы помните, что в 1991-м после развала Советского Союза развалилась не только страна, но развалились и силовики. Практически боевых боеспособных подразделений – ни полиции, ни КГБ, ничего не осталось. Практически все секреты, агентура – все было сдано. И мы в 1995-м оказались в таком глубоком низу, что и предопределило исход буденновской операции. Но после Буденновская были сделаны выводы. В 1998-м был создан Центр специального назначения ФСБ Российской Федерации. В 1999-м, когда началась вторая чеченская война, а она тоже была предопределена, наши силовики начали набираться опыта, начали потихонечку ткать агентурную сеть, начинать учиться работать. Наконец-то снаряжение, обмундирование, вооружение стало нормальное появляться.
К началу 2000-х мы вышли в силовую форму, когда начали ломать вот эту динамику терроризма. Мы начали учиться работать не постфактум, когда захвачены, давайте освобождать. А все-таки пытаться профилактировать. Искать, где они готовятся, кто их финансирует, где они скрываются. И долбить туда, пока они еще не вышли в город, в метро, не вышли со своими взрывными устройствами в театральный комплекс или школу.
В. Ворсобин:
- По социологическим опросам, 9 % респондентов первый раз слышат об этой трагедии. В прошлом году – 6 %. Чем дальше, тем больше люди забывают о Беслане. Такое впечатление у многих складывается, что власти делают все, чтобы обойти стороной эту трагедию и не вспоминать ее.
Послушаем Андрея Колесникова, который был в Беслане, общался с президентом Путиным в эти трагические дни. Он задает интересные вопросы.
А. Колесников:
- Проблема для власти во многом психологическая. И я помню, что уже через какое-то время после случившегося, но это был еще сентябрь, мы были на каком-то мероприятии уже в Сочи, и на таком пароходике поплыли с Владимиром Путиным, журналисты кремлевского пула, если не ошибаюсь, в Новороссийск. И вот когда мы поплыли, появилась возможность поговорить с президентом. И вы знаете, я слушал, слушал другие вопросы, но у меня только один был. Вот примерно вот этот вопрос: мы узнаем или нет правду? И вообще услышим от власти какие-нибудь элементарные извинения? Кто-то извинится за случившееся? Кто-то, вообще говоря, покается? И я несколько раз спросил об этом Владимира Путина. Он не уходил от ответа. Но рассказывал, рассказывал, рассказывал про то, как им будут помогать, про льготы этим людям. Я опять задавал этот вопрос. Но окончательно я так для себя и не понял, произойдет что-то такое или нет.
В. Ворсобин:
- Потом Владимир Путин полетел в больницу к спящим людям. Ночь, люди в больнице спят. Он улетает. В пятнадцатую годовщину Беслана Владимир Путин летит не в Беслан, а в Монголию. Почему такая болезненная реакция власти по поводу этой годовщины?
А. Филатов:
- Это, наверное, такая ментальность наша, желание спрятать голову в песок, подальше. И наше ощущение, что если картинка Беслана и президента в одном месте, то какая-то проекция вины президента за происшедшее. Хотя это, наверное, так на самом деле и есть. Потому что главная задача государства – это безопасность наших граждан. Наверное, нежелание этой совместной картинки порождает такую позицию.
Я сам с этим столкнулся в 2005 году. На деньги одного федерального канала мы летали в Буденновск. Очень много снимали, сделали фильм «Буденновск. Все круги ада». И каково было мое изумление, когда утром в день премьеры фильма мне позвонил режиссер, редактор: знаете, позвонили оттуда, понятно откуда, и сказали, что зачем людям настроение портить, напоминать об этих страшных датах. Давайте не будем этот фильм показывать. Пусть люди идут на работу, отдыхают и не вспоминают о тяжелом.
И здесь есть совершенно другая позиция. Меня поразило в десятую годовщину американских событий 2001 года , когда у них погибло более трех тысяч человек, как по всей Америке катилось поминание этой даты. Насколько же они смогли воспользоваться этими трагическими событиями для сплочения нации воедино. Столько ресурсов было брошено. Я уверен, что они как народ стали сильнее после десятой годовщины.
В. Ворсобин:
- Пересилили свои комплексы – комплексы страха, комплексы вины.
А. Филатов:
- Где мы были в 1995-м? Понятно было, что потребуется не месяц, не год, может быть, не десятилетие, чтобы стать той же силовой структурой, которая была хотя бы в Советском Союзе. Хотя нельзя быть такой же. Нужно идти в ногу со временем. Террористы и преступники тоже не спят. Они пользуются новыми методиками, новыми техническими прибамбасами. Надо идти на шаг вперед них. По статистике 2016 года, у нас с каждым годом уменьшается в два раза количество террористических проявлений. В 2019 году, по-моему, полтора случая можно натянуть терактов. А можно отнести и к другому виду преступлений. Настолько эффективно стали работать. Но для этого потребовалось 25 лет!
И это не делается просто так. Выдать денег или назвать Иванова или Пупкина руководителем ФСБ, и все сразу изменится. Нет! Структуры эти растут. Они годами, десятилетиями нарабатывают агентурный аппарат, опыт совместных действий.
В. Ворсобин:
- Это другая тема. Это внутренняя работа спецслужб. А здесь – общественное мнение и работа с общественностью. Когда погибло столько детей…
А. Филатов:
- Видимо, пиар-служба не может донести до людей, что мы работаем над этой темой. У нас что-то получается.
В. Ворсобин:
- А что-то нет. А вот сказать, что что-то не получилось, не могут.
А сейчас у нас на удаленной связи Анета Гадиева, член комитета «Матери Беслана». Анета, здравствуйте.
А Гадиева:
- Здравствуйте.
В. Ворсобин:
- Как сейчас матерям Беслана живется? Как за эти 16 лет вы смотрите на государство, смотрите на общество, что вы можете сказать? Действительно ли государство взяло вас на гособесечение? Действительно ли оно за вами как-то ухаживает? Действительно ли у государства есть ощущение ответственности за вас и некой вины? Вы это чувствуете?
А. Гадиева:
- Мы не чувствуем, что у государства есть самостоятельное желание делать что-то ради потерпевших в результате теракта. Это делается потому, что есть организации в Беслане - «Матери Беслана», «Голос Беслана» - и мы постоянно занимаемся вопросами социальной помощи гражданам, медицинского обслуживания, но мы сами что можем? Мы только можем обращаться в госструктуры, к региональной власти и уже они решают вопросы. То есть, вопросы поднимаем мы, обозначаем мы.
В. Ворсобин:
- То есть, вы ходите просто и просите чиновников, а не так, чтобы они сами предложили вам помощь, как это делается во многих странах?
А. Гадиева:
- Нет, такого не было. И в общем-то вот это и обидно. Мы говорим – ну да, не были готовы, как нам говорят, не ожидали такого теракта, хотя из материалов дела мы знаем, что теракт был ожидаемый. Допустили. Но потом-то можно действительно, вот как вы сказали, ощущая чувство какой-то вины, взять ответственность уже за тех, кто остался. И мы говорим не только даже о Беслане, хотя, естественно, Беслан это наша боль, но и о других жертвах терактов в России. У нас есть организации, которые берут на себя ответственность и пытаются хоть как-то облегчить жизнь таким же, как они сами, а у потерпевших других терактов, к сожалению, еще сложнее ситуация. И это проблема, потому что этих людей в стране достаточно много и эти люди пострадали, это тоже война, необъявленная война, и неизвестно, как еще она проявится…
В. Ворсобин:
- Но ведь это не такие большие деньги, чтобы помочь вам всем. Чтобы вылечить пусть даже в зарубежных клиниках, чтобы прооперировать кого нужно, чтобы вы и нужды-то не знали… вы потеряли дочку, очень многие потеряли половину семьи… Что останавливает государство просто взять вас на гособеспечение? Я знаю вашу историю, вы в прошлом году попытались даже счет организовать, для того, чтобы собирать какие-то деньги, и там закончилось тем, что… вас обвинили в чем-то?
А. Гадиева:
- Да, даже не мы пытались открыть счет, а нас попросили открыть счет, корреспондент «Коммерсанта» Ольга Аленова попросила, и мы открыли. Хотя мы долгие годы сопротивлялись, зная даже не власть, а народ. Я думаю, что проблема, прежде всего, в народе даже. Народ не понимает, что у него есть права и что народ должен сам себя тоже уметь защищать. А те, кто это делает, у народа вызывает почему-то противостояние, противодействие, и они считают, что это… Нет такой культуры гражданского сознания и осознания, к сожалению. И именно все эти комментарии, которые полились в наш адрес…
В. Ворсобин:
- После того, как вы счет организовали, да?
А. Гадиева:
- Да, открыли. Мы думаем, что, в принципе, там были, наверное, и заинтересованные какие-то лица, которым это было выгодно, чтобы именно негативный образ создавать наш, ну и просто несознательные люди, которые сами ничего не делая испытывают такую желчь, когда кто-то что-то делает.
В. Ворсобин:
- Я процитирую, чтобы была понятна ваша позиция. Артемий Лебедев, известный наш персонаж, в своем видеоблоге, по сути, обвинил «Матерей Беслана», которые открыли счет для сбора помощи – там были конкретные люди, которые нуждались в медицинской помощи. Он заявил, что, дескать, чем отличаются дети Беслана от других убийств или каких-то ДТП, происшествий… везде горе и не надо спекулировать на этом горе… Вы слышали это, да?
А. Гадиева:
- Да, мы слышали этого конченого циника, который вырос вроде бы в интеллигентной семье, у матери писательницы, который он не просто циник, он моральный террорист. Вот этот человек – моральный террорист просто-напросто.
В. Ворсобин:
- На что он ответил. «Я, оказывается, виноват в том, что «Матери Беслана» открыли счет, а через неделю его закрыли, потому что я сказал, что нужно похоронить своих детей и жить дальше». А вам не кажется, что вот не в Арметии Лебедеве дело?.. Он выражает некое мнение общества и, может быть, некоей части власти.
А. Гадиева:
- Да, вы точно сказали. Это мнение некоторой части общества, злой, неосознанной, и власти. Он рупор власти тоже в какой-то степени, потому что иначе бы его сейчас не наградили медалью за Отечество или что-то такое…
В. Ворсобин:
- Ну ладно, не будем об этом. Алексей Алексеевич Филатов, подполковник запаса ФСБ, президент Союза офицеров группы «Альфа» хочет поучаствовать.
А. Филатов:
- Да, это не тот ли Артемий Лебедев, который недавно получил медаль «За заслуги перед Отечеством»?
А. Гадиева:
- Да, да, это он.
А. Филатов:
- Ну это вообще, конечно, извините, клоун. Но в этой ситуации вы правильно очень сказали, что это, наверное, все-таки ментальность людей. Мне вспоминается один теракт, который был в вашем регионе, в районе Минвод, когда захватили автобус террористы и переговорщик пришел и договорился в автобусе вывести одного человека в знак того, что идут переговоры и они нормальные, одну старушку хотел забрать из автобуса и, когда он показал на эту старушку, и старушка попыталась когда выйти, люди, сидевшие в автобусе, возмутились – а почему это старушка должна идти, а почему не мы? То есть, наш переговорщик просто обалдел от того, как народ среагировал. Здесь, мне кажется, ситуация, очень похожая с вами. Что люди не понимают вашего горя, а пытаются завидовать тем деньгам, которые всем миром будут даны для того, чтобы вас там лечить, помогать вам. Это делать надо постоянно, не одно поколение, мне кажется… И это государственная задача на самом деле. Вот мы, как офицеры, ветеранское подразделение, у нас тоже 10 офицеров погибло, но мы тоже с этим сталкиваемся. Нет наших офицеров на гособеспечении. Какие-то символические деньги платятся. Но мы сами собираем эти деньги. Люди, которые сейчас служат и получают от государства зарплату, они тоже каждый месяц скидываются и жене погибшего офицера отвозят деньги. А что стоят, например, те объявления, когда нужно вот какого-нибудь ребенка вылечить за границей и надо всем миром скинуться… Ну, это все звенья одной цепи, это одни и те же проблемы, к сожалению.
В. Ворсобин:
- Анета, а, как вы думаете, та скорбь, та память вот в эти страшные дни, которые… Вот общество так должно горевать, так же должно вспоминать, или как-то по-другому? Вас не коробит то, что происходит из года в год в эти дни? Или все вполне нормально? Вот Дудь выпустил свой фильм. Дмитрий Медведев приезжал в такой день в 2009 году, по-моему…
А. Гадиева:
- Нет, нет, Медедев не приезжал. Именно в траурные дни ни одно высокопоставленное первое лицо государства сюда не приезжало.
В. Ворсобин:
- Почему?
А. Гадиева:
- Ну, это надо у них спросить. Это надо спросить у президента Путина, почему, вот когда он назвал это личной трагедией, личной болью, тем не менее, он с нами встречался, мы ездили к нему, не он приехал к нам, а мы поехали к нему и тогда у нас тоже произошел большой раскол среди потерпевших. Потому что одни считали, что мы не должны ехать, а он должен приехать. А другие сказали – даже так мы должны поехать и донести ему правду, может, он не знает этой правды? Пусть он об этом из первых уст узнает и тогда мы можем сказать. Мы ему все сказали, теперь он должен принять решение.
В. Ворсобин:
- А что вы ему сказали? В чем была правда?
А. Гадиева:
- Мы, во-первых, сказали, насколько наши правоохранительные органы были не подготовлены, как беспрепятственно террористы проехали, как многие из них были в розыске, под следствием и все оказались на свободе. Как оперативный штаб не сработал и вообще не был готов. Как потом по школе из танков и огнеметов стреляли. Мы все это до него донесли тогда. И он сказал, что он не снимает своей вины с себя, и мы его тогда попросили – ну, если вы не снимаете этой вины, попросите прощения у нашего народа 3 сентября. Это была первая годовщина. И он сказал, что я бы смог попросить прощения, я знаю эти слова, но есть силы, которые меня неправильно поймут. А если есть эти силы, которых он так опасается и боится, значит, он не свободный президент, выходит, так? Значит, чье-то мнение важнее, чем мнение его души, его порыва?
В. Ворсобин:
- Неизвестно. Мы сейчас это и обсудим с Алексеем Алексеевичем Филатовым. Спасибо вам за то, что вы поучаствовали в нашей программе. Добра вам! Держитесь! Мы всегда с вами! Спасибо вам!
А. Гадиева:
- Спасибо. До свидания.
В. Ворсобин:
- Алексей Алексеевич, признавать ли вообще эту операцию удачной? Все-таки больше 300 погибших, 150 детей… И это, кстати, отсылает нас и к «Норд-Осту», где вроде бы спецоперация удачная, освободили заложников, но только я сам там был и я видел те скорые помощи после газа и сколько людей отправились на тот свет не от пуль, не от взрывов, а от этого освобождения. Вот как быть, что очень много в Осетии, в Беслане, особенно, разговоров о том, что силовики переборщили с освобождением? Конечно, никто не снимает вины с террористов… но все-таки. Сработали ли профессионально в тот день силовики?
А. Филатов:
- Давайте говорить о том компоненте силовиков, которых я представляю. Это офицеры группы «Альфа», «Вымпел» центра специального назначения ФСБ Российской Федерации. Я вам скажу только одну вещь. Я сам не был при штурме, но, кстати, в этот день как раз мы были на Королева, на Первом канале, и записывали свой проект «По высокой траве» с «Любэ» и Расторгуевым. Дело в том, что с этим проектом музыкальным ровно через два года мы приехали на концерт-реквием с моим боевым товарищем Геннадием Соколовым и нас вывели на сцену, перед нами сидело несколько тысяч зрителей… это такая трибуна открытая была, в Беслане и, знаете, когда мы туда приехали, в Беслан, ощущение было такое… Непонятно, как местные относятся к силовикам, к тем, кто принимал участие. Вот когда нас объявили – а сейчас офицеры группы «Альфа» выйдут на сцену, люди встали и три минуты просто аплодировали. У меня просто ком в горле был… И вот это были люди как раз, которые непосредственно пострадали в этой трагедии. Это их ответ. Я уж не говорю о том, что, когда узнавали, что мы из этого подразделения, хоть мы и не были в этом бою, нас хватали за рукава, заводили домой, угощали всем, что есть… То есть, отношение у людей именно такое было…
В. Ворсобин:
- То есть, те, которые сами были в этом пекле, а не те, кто руководил спецоперацией?
А. Филатов:
- Здесь самая главная проблема не в том, как проведена эта операция по спасению, а в том, что, во-первых, бандитам дали прийти в эту школу. Это самое главное. То есть, не сработали на опережение. Это самое основное. Второе. Конечно, я всегда говорю, что самая лучшая проведенная операция – это которая закончилась на уровне переговоров. И такие спецоперации есть.
В. Ворсобин:
- Вот! Черномырдин пошел тогда к Басаеву. Имеется в виду, был телефонный звонок. Тогда пошли переговоры. Освободили заложников. А ведь переговоры шли с этими злодеями, с мерзавцами. Шли.
А. Филатов:
- Подождите, Черномырдин вышел на переговоры в день неудачного штурма. Когда погибли при штурме офицеры, заложники, в том числе. Уже после этого штурма произошел разговор. А до этого разговора такого не было. Мы вообще можем вернуться к этой буденновской трагедии. Я вам так скажу. Если бы она не закончилась так плачевно, как закончилась, я уверен, не было бы ни «Норд-Оста», ни Беслана. Потому что вот тогда, в 1995-м… Басаев собрал последних реальных своих бойцов, там порядка 195 человек, вооружил всем, что у них было, у них даже денег не было, и просто они последний отчаянный рывок бросили в сторону Кремля. Их остановили буденновские милиционеры, которые явились, так скажем, тем, что захватили именно их больницу. Если бы их там добили – в больнице, или уже на марше, когда они взяли 150 заложников, в том числе, ваших журналистов… Так вот, если бы их штурманули, не было бы Басаева, не было бы «Норд-Оста» и Беслана… Именно Басаев один из самых «талантливых» из тех руководителей бандподполья, который был на тот момент в Чечне, и вообще среди всех чеченцев, я считаю, на тот момент. И именно он стоял и за «Норд-Остом», и за Бесланом.
В. Ворсобин:
- Согласен. С террористами никаких переговоров. Но разве мы с самого начала передачи с вами не договорились, что Беслан – это отдельная история? Там слишком много детей. То есть, вашу логику я понимаю. Но это другая история. 1000 человек заложников, большинство из которых дети. Нельзя ли было отступить от этого жестокого правила, которое предполагает, простите, что надо для того, чтобы избежать другой катастрофы, других человеческих жертв, надо пожертвовать теми, кто находится сейчас и здесь.
А. Филатов:
- Смотрите, самое главное – вот это непонятное убеждение, что с террористами нельзя вести переговоры. Кто такое сказал? Что, в Беслане не велись с террористами переговоры? Да велись. Все два дня, вот до этого взрыва в спортзале, вели переговоры. И давайте не забывать, что команды на штурм не было. И что штурмующих, как положено, на исходных рубежах для штурма не было.
В. Ворсобин:
- А почему за три дня не было подготовлено это дело?
А. Филатов:
- Это могло готовиться неделю, две, ровно столько, сколько надо было, чтобы подготовиться. Но я еще раз говорю – самая успешная операция такая, когда она заканчивается на уровне переговоров. И я настаиваю, что поводом вот этого штурма или операции по спасению были не выстрелы со стороны штурмующих, а именно взрывы в спортзале. И наши офицеры, будучи практически подняты по команде «тревога», выдвигались за несколько десятков километров и с колес заходили в эту операцию по спасению.
В. Ворсобин:
- Было три комиссии. Из них одна комиссия признала ваши слова. А две альтернативные комиссии депутатов из Северной Осетии они примерно были близки. То ли третья сторона, то ли все-таки была брошена какая-то граната и начался бой.
А. Филатов:
- А я вам свою версию скажу. Вы знаете, Басаев руководил этой операцией. Он четко знал, уже по опыту 1995 года, что силовики сделали выводы. Никто на выполнение политических требований не пойдет. Что в конце концов через неделю, через две будет штурм и все руководители этой операции в этом штурме погибнут.
В. Ворсобин:
- Поэтому нужна спонтанность была? Нужно было спровоцировать?
А. Филатов:
- Нужно было спровоцировать. Неожиданно. Днем. Когда никто не готов. Когда толком оцепления не было. Вы вспомните, террористы стали убегать вместе с заложниками и бои продолжались в каких-то захваченных домах. Мирное население ловило террористов. Одного же они поймали. А одного убили. То есть, после взрыва они, как крысы, стали разбегаться. А вы не думаете, что те руководители, близкие к Басаеву, кто привел этих людей на убой, я имею в виду террористов, котоыре тоже не знали куда идут, они не знали, что в школу идут, у них там любые цели, но я не думаю, что… каждый второй бы отказался в школу идти.
В. Ворсобин:
- Так они и отказались бы там, они увидели детей, они ж тоже отцы… Кстати, единственный выживший террорист, сейчас он находится на пожизненном, у него двое детей.
А. Филатов:
- Ну, он тоже путается в показаниях. То он не знал, куда идет, то они вроде на дом правительства шли… но я уверен, что они на школу не идут. И в том числе подрыв вот этих смертниц двух, который произошел до штурма, говорит о том, что внутри было несогласие. Но они уже были в капкане, они были загнаны уже, у них обратного хода не было. Но у руководства этой операции, близких к Басаеву, они четко понимали, что все равно им умирать. И можно же было днем, когда силовики к этому не были готовы, просто спровоцировать этот взрыв и в этой суете попытаться, по крайней мере, руководителям этой операции уйти. То есть, шум они подняли. Они все сделали для того, чтобы… цели своей они добились!
В. Ворсобин:
- Какие уроки надо вынести России? И вынесла она вообще какие-то уроки из Беслана?
А. Филатов:
- Вынесла. Потому что Беслан в 2004-м был крайний… не хочу сказать, что последний, но, надеюсь, что последний в России такой вот по масштабу, по страшным своим последствиям, терактом. Я надеюсь, что в новой России больше таких терактов не будет. Вот такого подготовленного теракта силовики больше осуществиться не дадут. Потому что они работают на опережение. Они бьют их даже на чужой территории сейчас.
В. Ворсобин:
- Ой, было бы здорово, если бы вы оказались правы.
А. Филатов:
- А посмотрите, пожалуйста, статистику терактов на территории Российской Федерации и вы увидите.
В. Ворсобин:
- И как нужно вспоминать его? Так, как сейчас? Или что-то надо в нас изменить?
А. Филатов:
- Я считаю, что надо проводить мероприятия обязательно. Надо об этом говорить, а не засовывать голову в песок. И проводить так это мероприятие, чтобы все помнили. Потому что от граждан, от их отношения сильно зависит исход этой борьбы с терроризмом. И если они не знают о терроризме, это не значит, что его не будет. Наоборот, он может прийти, как снег на голову. Поэтому надо из этих мероприятий пользу для нации получать. Как от Парада Победы. Так проводить, чтобы это объединяло нас.
В. Ворсобин:
- Показать, где зло и где добро, когда мы объединены. И убрать все эти недомолвки, вот эти трещинки, которые уродуют, к сожалению, эту картину, которая должна быть на самом деле святой.
А. Филатов:
- Я полностью с вами согласен.
