Специалистов по биоэкономике будут впервые готовить в России

Писатель Владимир Торин обсуждает с профессором Александром Тоневицким и профессором Анчой Барановой, как пандемия вызвала необычайный интерес к биотехнологиям и как человечество собирается менять себя

В. Торин:

- Добрый день, дорогие друзья! В эфире программа «НЕфантастика», программа о нашем будущем, в котором теперь возможно все. И здесь мы пытаемся предсказывать, предугадывать наше будущее, которое мы заслужили, как нереальное, казалось бы, сегодня превращается в абсолютно наше реальное завтра.

Приближается праздник. Праздник называется День химика. Всем причастным к химии наш абсолютный респект, потому что только какие-то дремучие люди думают, что химия - это плохо. Химия - это очень хорошо. Вот совсем недавно мы праздновали День биолога в конце апреля, сейчас День химика, а еще есть День биохимика. Вообще вот биология с химией, биология с экономикой… кто-нибудь знает, что такое биоэкономика? Вот большинство ученых мира считают, что это вообще будущее человечества. Давайте вот попробуем про это поговорить - про то, что такое биоэкономика. С нами Анча Баранова, профессор Школы системной биологии университета Джорджа Мейсона (США). Здравствуйте.

А. Баранова:

- Здравствуйте.

В. Торин:

- Вы прямо из США с нами?

А. Баранова:

- А как же! Да.

А. Баранова:

- Сколько у вас времени?

А. Баранова:

- Девять утра.

В. Торин:

- С добрым утром! А так же с нами на связи Александр Григорьевич Тоневицкий, декан факультета биологии и биотехнологии Высшей школы экономики, профессор, доктор биологических наук. Александр Григорьевич, здравствуйте.

А. Тоневицкий:

- Добрый день.

В. Торин:

- Александр Григорьевич, вообще что за зверь такой - биоэкономика - которому все прочат будущее? И правда ли это вообще?

А. Тоневицкий:

- Правду мы, конечно, с вами увидим. Мне, как декану такого факультета Высшей школы экономики, хотелось бы в это верить. Ну, наверное, есть несколько книжных определений этой науки, но это, наверное, экономико-биологическая отрасль, так как сейчас биотехнология чрезвычайно популярна, чрезвычайно важна, интересна и очень бурно развивается, это все невозможно без какой-то правильной экономической подпитки. И, наверное, вот эта смесь биологии и экономики - это и будет, наверное, какая-то новая, чрезвычайно перспективная отрасль, а, может быть, даже и какой-то сектор нашей экономики следующего десятилетия. Тут, наверное, я бы с вашего разрешении передал бы эстафетную палочку Анче, которая является профессором нашего факультета, с которой мы много обсуждаем вот эти самые проблемы и, наверное, мы подглядываем на Америку, на ее развивающуюся экономику, на ее сейчас фармфирмы, которые пытаются прибавить и в это ковидное время активно развиваться. Интересно узнать, что американцы думают по этому поводу.

В. Торин:

- Так, давайте попробуем. Анча Баранова, профессор Школы системной биологии университета Джорджа Мейсона, США - сразу заодно вопрос: правильно ли я понимаю, что все эти биотехнологии, биоэкономика, биохимия - все это получило развитие благодаря пандемии, как это ни странно звучит?

А. Баранова:

- Конечно, мы получили большой толчок в результате пандемии, это была такая вещь, встряхнувшая всю экосистему и, прежде всего, общественный дискурс по поводу того, что же у нас все-таки в биологии происходит. У нас внезапно народ начал интересоваться биологией, химией, биохимией и все это, конечно, входит в область биоэкономики. И это прекрасно, это один из хороших исходов пандемии. Ну, плюс к тем исходам, которые мы видим не такие хорошие - то есть, какая-то серебряная подложечка на этом облачке, которое на человечество спустилось, у нас все же есть. Но я предлагаю, прежде чем обсудить то, что происходит в Америке и вообще во всем мире по поводу биоэкономики, предлагаю дать как бы какое-то определение биоэкономике и исторически на нее посмотреть, потому что мы в принципе этим словом начали пользоваться недавно. Но понятие такое у нас было уже очень давно. Мы говорили о биотехнологиях в течение длительного времени, но, когда мы говорим о технологиях, это такой немножечко практический разрез - это как сделать что-то, чтобы стало вот так, как мы хотим. Но мы знаем, что технологический разрез он не работает без того, чтобы была вот эта большая надстройка над ним - экономическая простроенная экосистема, в которую входят все социальные взаимодействия и обязательно входит вот этот самый общественный дискурс, так, чтобы люди понимали, в каком обществе они живут, как они вообще взаимодействуют и как биология составляет основу вот этого общества. Поэтому очень правильная как бы постановка вопроса, что мы биотехнологиям перешли к понятию биоэкономики. Но вернувшись в прошлое, хочу сказать, что вообще все это началось достаточно давно и вовсе не с открытием ДНК. Вот вы так от пандемии начали отсчитывать, а очень многие отсчитают от открытия ДНК, от свойств ДНК.

В. Торин:

- А откуда отсчитывать правильнее вообще?

А. Баранова:

- Вообще с начала 20 века, когда вышла работа такого профессора Карела Эрики, который был венгр и который написал первую книгу, которая называлась «Биотехнология», ввел это слово. И, собственно, все это корнями вырастало из сельскохозяйственной биотехнологии. То есть. книжка такая не очень толстая, 100 страничек примерно, была посвящена тому, как выращивать свиней. То есть, вот вся эта биотехнология заключалась в том, что а давайте мы не будем заниматься ерундой - по одной свинке выращивать - а мы возьмем такой комбинат, где все экономически будет рассчитано: сколько свинкам нужно еды, сколько мы получим мяса от них, каким образом их держать, в какой день их куда переводить. И вот это поможет нам выращивать свинину гораздо более эффективно и это поможет накормить народы. Вот в то время вопрос ставился так - накормить народы. И на самом деле это все было воспринято во всем мире - а это была тогда Европа, прежде всего, в Европе это было воспринято на ура. Правда, потом, почти одновременно с этим, Европа попала в такую сложную полосу временную, когда там была первая мировая война и т.д. Тем не менее, через все это удалось пройти и вынести такой индустриализированный сельскохозяйственный комплекс, потому что по другому уже понятно было, что с таким количеством народа работать не будет. А затем все это начало распространяться в другие области, в том числе, в область медицины. Надо понимать, что биомедицина - это часть биоэкономики.

В. Торин:

- Все связано как-то с биологией - биохимия, биоэкономика, биомедицина, биотехнологии. Если еще лет 20-25 назад все были уверены, что будущее за математикой, физикой, компьютерами… то сейчас мы больше говорим про био - биотехнологии, биоэкономику, биохимию. Так?

А. Баранова:

- Так. Ну, мы же люди, мы же сделаны из мяса и костей, правильно. Мы биологические. И вот наконец-то мы вернулись к тому пониманию, что для того, чтобы продвинуться вообще как социуму, как цивилизации, нам нужно очень хорошо понимать наше собственное внутреннее устройство. И вот мы сначала долго развивали теоретические представления, понимали, как мы функционируем с помощью эксперимента, то есть, занимались всем этим с точки зрения классической науки. А сейчас пришло то время, когда наука эта начала приносить плоды.

В. Торин:

- Так. Если можно, поподробнее про плоды. Какие плоды принесла эта самая наука-то?

А. Баранова:

- Например, современная медицина - это плод, без сомнения. Если мы сравним, как была устроена медицина в 19 веке и в начале 20 века, и как она устроена сейчас, это абсолютно две разных вещи. Сейчас у нас есть реально общественная забота о здоровье и она реально забота об общественном здоровье, а не только о конкретном человеке, который может заплатить деньги за какие-то медицинские услуги. То есть, у нас появились представления о том, как вообще здоровье в обществе должно поддерживаться. Эти представления прошли какую-то эволюцию, мы научились с индивидуализированной медициной работать, сначала перешли на доказательную медицину, которая позволяет нам работать с большими группами населения и подбирать оптимальное лекарственное средство для конкретного состояния внутри больших групп населения, а сейчас мы прошли полный круг и возвращаемся к персонализированной медицине, но уже на совершенно других основаниях. На основаниях того, что мы, поняв, как функционирует медицина групп, научились понимать, как каждый отдельный человек отличается от другого такого же и каким образом индивидуально можно подобрать лечение для этого человека. То есть, в принципе, мы не потеряли личность. У нас этот путь еще не полностью пройден, у нас в некоторых областях медицины больше персонализации, чем у других. Передовыми областями персонализированной медицины у нас являются, например, медицина онкологическая - то есть, это помощь больным раком. И у нас еще имеется клеточная биология и клеточные технологии - вот они тоже представляют собой образец пресонализации. В других областях у нас пока персонализация не настолько высока, как в этих областях, но мы туда идем и мы идем именно с позиций биоэкономики и понимания того, как работает медицина групп, которую мы создали в рамках доказательной медицины. То есть, здесь абсолютно четко прослеживается такое движение от того, что это были какие-то усилия отдельных врачей по тому, чтобы помогать отдельным больным, которые могли оплатить их услуги, а затем мы перешли к общественной медицине…

В. Торин:

- Я посмотрел в Википедии: биоэкономика - это отрасль знаний на стыке биологии, экологии и экономики, в ее основе лежит экономическая деятельность, связанная с достижениями биотехнологий, новациями в зеленой химии и использованием альтернативных источников энергии. Анча, итак, это позволило развить медицину. Мы остановились на общественной медицине.

А. Баранова:

- Общественная медицина - классная вещь. Мы должны ею научиться пользоваться и мы должны правильно как бы себя встроить в это поле общественной медицины. Но этим все не ограничивается, ведь у нас есть другие поля биотехнологии, про которые мы как правило забываем, потому что они невидимые. Здоровье-то вот оно, прямо здесь, мы все ходим к врачу, мы употребляем какие-то лекарственные средства, и эти лекарства очень высокотехнологические, там может крыться чрезвычайно высокая технология рекомбинантных ДНК, мононоклональных антител и т.д. Но мы об этом не задумываемся, хотя мы о ней знаем. Есть другие стороны, которые остаются для нас невидимыми. Например, стиральный порошок. Стиральный порошок - это такая вещь, которую мы засыпаем в стиральную машину, кидаем туда белье и полностью забываем, а оно все для нас что-то волшебно делает. А реально внутри стирального порошка находится как высокая химия, так и высокая биология. Потому что современные стиральные порошки уже лет 30 как содержат рекомбинантные ферменты, которые позволяют расщеплять те самые белки, жиры и углеводы, которыми мы заляпали наши футболки. То есть, это часть, без сомнения, биоэкономики, а вовсе не просто какой-то товар, который продается в магазине и который мы походя покупаем, а затем используем. Здесь стоит высокая, скрытая от общественного глаза наука и, мне кажется, что пора эту науку немножко принести обратно в общественный глаз, потому что это реально очень интересная вещь и нам здесь тоже нужен общественный дискурс. Например, те страны, в которых есть правильный, хороший общественный дискурс, где люди понимают, чем именно отличаются рекомбинантные организмы от нерекомбинантных, они перестают этих самых рекомбинантных организмов пугаться. А затем у нас, соответственно, в обществе идет более правильный дискурс по поводу различных генномодифицированных организмов, по поводу различных продуктов из этих генномодифицированных организмов, которые нам могут очень даже запросто помочь в нашей самой обычной жизни. Никто из простых людей не соединяет понятия - стиральный порошок и генномодифицированный организм. А ведь это делают те самые генномодифицированные бактерии для нас, делают этот самый стиральный порошок. Это, конечно, не растения и не животные, которые мы едим, но тоже все-таки важная вещь.

В. Торин:

- Я чувствую, вот прямо сейчас несколько тысяч домохозяек с некоторым испугом посмотрели на свой стиральный порошок и переживают, что там живут какие-то живые организмы. Расскажите поподробнее - каким это образом получается?

А. Баранова:

- Конечно же, организмы там никакие не живут, но части порошка являются продуктами деятельности генномодифицированных организмов. То есть, у нас есть бактерии, у которых есть ферменты, которые нам чем-то оказались полезными. Например, мы можем эти ферменты использовать для того, чтобы лучше стирать нашу одежду. И вот мы взяли эти бактерии, которые были природными изначально, и мы с некоторыми из них сделали одну вещь, а с некоторыми - другую. Первое - мы взяли геномы этих бактерий и немножечко подкрутили таким образом, чтобы они делали побольше этого продукта, который мы хотим. А второе - мы взяли просто сам ген, который кодирует этот продукт, и переставили в другую бактерию, которая более хороший продуцент, которая может вырабатывать большее количество белка, чем та, в которой ген стоял изначально. И затем либо с помощью первого, либо с помощью второго способа мы производим большое количество фермента, который помогает нам очищать пятна с одежды и добавляем этот фермент в стиральный порошок. Никаких бактерий там уже, конечно, нет, но фермент происходит из продуктов деятельности этих бактерий. Никто это не видит, это полностью остается за кадром, однако, в тех местах, где есть биотехнологическая промышленность… если вы едете по сельской местности и видите, что стоит такой огромный ферментер, который видно издалека, это не обязательно, что там делается какой-нибудь силос. Там может вполне делаться рекомбинантный продукт на основе какой-то бактерии. Вот это происходит у нас по всему миру, это не ограничено стиральными порошками, у нас таким образом делается, например, на некоторых производствах спирт. Не для того, чтобы люди его употребляли, а для того, чтобы спирт потом добавлялся в бензин и позволял нам использовать меньше нефти. У нас бактерии используются в самой переработке нефти и в процессе добычи нефти. У нас бактерии принимают участие в создании некоторых видов пластиков. Но это саморазлагающиеся пластики - вот те самые пластиковые мешочки, которые, если они случайно попадут в какую-нибудь помойку, то через неделю-две от них уже никакого следа не останется. Пластиковые стаканчики, тарелочки, вилочки, которые являются теми же самыми биодеградируемыми, сделанные из биодеградируемых полимеров - все это для нас делают различные бактерии, большинство из которых являются рекомбинантными, либо генномодифицированными.

В. Торин:

- Вот это да! Собственно, это ответ Анне Ильиничне из города Нижнего Новгорода, которая нам пишет - зачем мне это надо?.. И вот наш радиослушатель из Воронежа спрашивает - а почему эти ученые в Штатах, а не в России? И вообще, в принципе, возможно ли развитие этой темы в России? И здесь я обращаюсь к Александру Владимировичу Масленникову, заместителю декана факультета биологии и биотехнологии Высшей школы экономики. Александр Владимирович, итак, к вам вопрос из Воронежа - есть ли в России такие специалисты, будут ли они как-то готовиться? И вообще, где нам взять таких специалистов по биоэкономике?

А. Масленников:

- Я тогда немного начну с общих цифр. Биоэкономика - этот рынок в мировом масштабе весит сейчас 750 млрд. долларов. Причем, этот рынок растет уже двузначными темпами на протяжении последнего десятилетия. То есть, по всем данным ведущих рейтинговых агентств, включая большую четверку, к 2030 году мы получим более чем 2,5 триллиона - это рынок биотехнологий, биоэкономики.

Теперь применительно к России. Россия, естественно, это часть всего мира, поэтому какие бы там экономические барьеры ни стояли и что бы этому ни мешало, - да, мы часть этого мира, на настоящий момент…

В. Торин:

- Ну, мы это поняли по тому, как взлетают самолеты - что мы часть мира.

А. Масленников:

- Ну, как бы это конъюнктурные вещи - они уходят, они приходят… Но магистральные вещи, про которые мы говорим, они все равно остаются и мы неизбежно будем в это погружаться. Поэтому, если говорить о цифрах, возвращаясь к России, сейчас мы на этом рынке присутствуем где-то на уровне 1% от общего количества, причем, по разным сегментам немножко разные цифры… ну, в целом объемы пока не очень большие… но потенциал для роста и для новых стартапов, для новых идей, для новых технологий просто бескрайний. В целом, конечно, биоэкономика - это новый инвестиционный большой тренд, который приходит на смену уже IT. То есть, вы в принципе об этом уже сегодня говорили, история с IT она уже проинвестирована, то есть, она понятна инвесторам, она понятна бизнесу, она уже освоена в какой-то степени. А вот биотехнологии и биоэкономика это как раз новый инвестиционный тренд очень большой, который сейчас еще только начинает нащупываться. Но, пользуясь случаем, приглашаю, кто желает присоединиться, у нас в конце июня мы планируем в Высшей школе экономики такую встречу…

В. Торин:

- Стоп. В конце июня, да? Это где можно посмотреть?

А. Масленников:

- 30 июня это планируется. Вы можете увидеть всю информацию на сайте Высшей школы экономики, заходите на страницу нашего факультета - факультет биологии и биотехнологии - там есть вся информация.

В. Торин:

- А нам уже очень много вопросов пришло от наших радиослушателей, в том числе, вопрос из Воронежа - а где же учатся биоэкономике и есть ли специалисты в России по этому самому делу? Александр Григорьевич, вот где же учат этому, где готовят таких специалистов по биоэкономике?

А. Тоневицкий:

- Ну, перед вами сидят уже готовые специалисты в этой области - это вот я и Анчи Баранова, Анчи вот уехала какое-то время назад…

В. Торин:

- Кстати, наши радиослушатели спрашивают - а почему она уехала?

А.Тоневицкий:

- Так как мы с вами находимся на Радио «Комсомольская правда», я думаю, что тут была любовь. Если же говорить о биотехнологии, мы оба с ней выпускники биологического факультета МГУ, поэтому, конечно, в нашей стране такие специалисты готовились, но это, в первую очередь, Московский университет, Московский физико-технический институт, Ленинградский университет, ряд медицинских вузов нашей страны. То есть, десятка полтора-два университетов, конечно, готовят таких специалистов. Понятно, что их надо больше - это первое. И второе - конечно, то, что вот Анча начала уже рассказывать - конечно, меняется и требование к знаниям, умениям. Вот вы из Википедии правильно процитировали, что там есть и экология, и экономика, и биология, и химия… и, если мы по выпуску сдавали с Анчей научный коммунизм, то сейчас, наверное, какие-то новые предметы, в том числе, вот именно экономические…

В. Торин:

- Кстати, научный коммунизм уже, может быть, пора возвращать… Скажите, а правильно я понимаю, что сейчас, когда пандемия прошлась таким ураганом по всем странам мира и когда ученые разных стран мира бросились срочно разрабатывать вакцину и вдруг выяснилось, что у России таких вакцин ни одна, не две, а три… и ни у кого таких вакцин нет или они хуже… я правильно понимаю, что это наши специалисты по биоэкономике как раз взяли, да и всех победили - показали, что они лучше всех? Так или нет?

А. Тоневицкий:

- Мы оказались не слабее. Но опять с чем или с кем сравнивать. Тут на самом деле, наверное, на первое место уже будет выходить вопрос правильного рассказа и мне очень нравится, что вот мы начали со стирального порошка, в котором живут какие-то удивительные черви, а, на самом деле, может быть, куда было бы интереснее рассказать нашим слушателям о тех вакцинах, которые есть. И еще и еще раз ответить на любые вопросы - какая лучше, какая хуже, почему важна, почему неважна… Мы очень много работаем сейчас с пониманием того самого Т-клеточного иммунитета, с пониманием, почему и как нужно делать те или иные вакцины, страшны ли мутанты. Это тоже есть биоэкономика. Биоэкономика-2021.

Возвращаясь к специалистам. Значит, готовили, мало и мы сейчас, имея вот уже, что называется, целевые пожелания наших ведущих фармфирм, открываем магистратуру на нашем факультете, которая так и будет называться - биоэкономика. Мы набираем 25 человек - это немного, это первый год, это будет с 1 сентября. И не только мы, а и другие университеты, наверное, сейчас будут об этом думать. Это очень востребовано и нужно. И требования, которые предъявляют сегодня экономика, биология, чрезвычайно высоки.

Вот у нас бакалавриат - проходной балл при вступлении 95 из 100 - это очень много.

В. Торин:

- Ого! Так вы готовите самых-самых лучших молодых людей!

А.Тоневицкий:

- Это не мы. Это просто сама жизнь требует и ребята… согласитесь, это действительно интересно, вот то, что Александр Владимирович сказал - IT- понятно, ясно, не вызывает сомнений, это основа всего, но знание математики, химии…

В. Торин:

- Мне особенно понравилась ваша фраза, когда вы сказали опасны ли мутанты? Я понял, что это очень интересная наука…

А. Тоневицкий:

- Ну, конечно. Тем, кто плохо учится - опасны. Тем, кто хорошо учится - не очень.

В. Торин:

- А, может, те, кто плохо учится, это мутанты и есть?

А. Тоневицкий:

- Ну, это да - интересный вопрос. Тем не менее, да, мы думаем… и тут очень важно, чтобы ребята, кто заканчивает либо бакалавриат, либо магистратуру по специальности биоэкономика, уже понимали, что называется, свою траекторию, что их уже ждут. Их ждет Биокад, их ждет Эрфарм, их ждет ряд фармпредприятий системы Биотех и т.д. Это наши партнеры, с кем мы обсуждаем наши учебные планы, производственные практики и т.д.

В. Торин:

- Ну и там, видимо, зарплаты высокие будут? Это сегодня открывает новые двери, как когда-то, лет 25-30 назад это были программисты, айтишники, вот которых сейчас теперь уже просто очень много… а тут мы начинаем какую-то новую главу вообще в развитии человечества, да. Мы говорим про биотехнологии, про биоэкономику, биомедицину, и все вместе это вот единая какая-то специальность…

А. Тоневицкий:

- Да. Потому что главный тренд - это долгая, активная жизнь… вспомните, когда-то 60, 70, 80, 90… идут уже серьезные разговоры, что 90+. И это вполне-вполне достижимо. Поэтому, конечно, в основе будет лежать та самая разнообразная биоэкономика, про которую мы сегодня говорим. Конечно, нужны специалисты. В этом плане Высшая школа экономики дает, безусловно, очень хороший фундамент тех самых неестественно научных дисциплин, которые тоже нужны. Когда вы говорите про хорошие зарплаты, про какое-то статусное положение… Мы надеемся, что сама жизнь к этому приведет, потому что это действительно фундамент успешного развития страны. Уж не знаю, что первично - здоровья или хорошие условия для развития этого здоровья - это все связано, но, безусловно, биоэкономика сейчас интересный такой перспективный тренд для ребят, кто думает, куда же пойти и чем заниматься, где можно себя проявить по максимуму.

В. Торин:

- Спасибо. Это был Александр Григорьевич Тоневицкий, декан факультета биологии и биотехнологии Высшей школы экономики, профессор, доктор биологических наук…

Но вот очень много наших радиослушателей спрашивают, как Анча попала в Америку и почему специалисты по биоэкономике в Америке? Ну, мы выяснили, что, оказывается, их и в России готовят, их готовят в магистратуре факультета биологии и биотехнологии Высшей школы экономики - эту информацию можно найти на сайте ВШЭ. Но, Анча, я правильно понимаю, что это наука еще в принципе и об экологии. Не просто о том, чтобы человек был здоров, а вообще обо всем том, что человека окружает и чтобы жизнь его в принципе проходила без болезней, без проблем каких-то… потому что, я так понимаю, вся эта биоэкономика направлена на то, чтобы вокруг человека были какие-то хорошие условия для существования. И правильно ли я понимаю, что вы оказались в Америке, потому что вы решили, что условия для жизни и существования там лучше?

А. Баранова:

- Ну, по первому вопросу - да, это, конечно, так. А по второму вопросу - это не совсем так. Конечно же, мы встроены полностью в экологию, мы встроены в нашу окружающую среду. Экология - это наука на самом деле. Если раньше мы ее изучали, прежде всего, с точки зрения отношений между видами, ну, там кто кого кушает и кто чем питается и т.д., то теперь мы это изучаем больше в связи с общей экологической системой и с тем, какое место мы в ней занимаем. И здесь оказывается, что мы не можем существовать без этой экологической системы, мы сейчас научились понимать, сколько всего тонкого мы нарушили - тем, что мы очень сильно развились, как человечество. И сейчас мы начинаем потихонечку, все понимая, в каких-то отдельных участках этой экологической системы возвращать назад. Ну, хорошим примером будет являться то, что вы знаете, что сейчас по всему миру происходит практически вымирание пчел, шмелей…

В. Торин:

- Мы буквально в прошлой программе с Геннадием Андреевичем Зюгановым очень серьезно это обсуждали, потому что он очень серьезно занимается пчеловодством. Да, это большая проблема, как выяснилось.

А. Баранова:

- Это серьезная проблема, которая реально очень скоро начнет влиять на доступность пищевых ресурсов для человечества. Потому что без пчел нет опыления и далее, соответственно, мы имеем потери в сельскохозяйственных культурах и т.д. И здесь у нас выступают опять биотехнология и биоэкономика на первое место, потому что, оказывается, мы можем делать пчел, мы можем делать шмелей в больших количествах, промышленных…

В. Торин:

- Как делать? Прямо на заводе?

А. Баранова:

- Ну, на специальном таком биологическом заводе, где промышленным способом пчелы и шмели, причем, не просто дикие, а специально модифицированные, размножаются…

В. Торин:

- Которые не будут жалить?

А. Баранова:

- Вот этого я вам не обещаю. Это не ставилось в задачу. В задаче ставилось так, чтобы пока на данном этапе технологии была безопасность - то есть, эти пчелы и шмели не будут размножаться, ну, потому что все-таки мы вносим какие-то виды, возможно, которые будут из-за того. Что они начнут размножаться, подавлять какие-то местные виды, которые там пока еще остались. То есть, модификация там, без сомнения, есть, но не такая, чтобы они вас не кусали.

В. Торин:

- То есть, если я правильно понимаю, вы все-таки понимаете, что эти шмели и эти пчелы все-таки будут какие-то более недоразвитые, чем обычные, природные, да?

А. Баранова:

- Ну, не то чтобы недоразвитые, они в принципе нормальные, природные, просто мы не хотим, чтобы эти виды, которые мы размножаем, они способны были размножаться еще и в природе, в дополнение к тому, что мы делаем их на специальных шмелиных фабриках. То есть, в этом смысле они немножко более упрощенные, как вид, да, то есть, они не могут размножаться.

В. Торин:

- Обалдеть! Кто бы мог подумать, что мы дойдем до такого будущего, когда мы будем делать на специальных биозаводах шмелей и пчел! Потому что реальных, настоящих уже не хватает. Вот это да, вот это биоэкономика! Так. Александр Григорьевич, добавите что-нибудь к этому?

А. Тоневицкий:

- Про экологию. На самом деле действительно вот шмели это здорово, но есть еще и химические заводы, есть химические производства, которые тоже требуют какого-то внимания и оценки. Вот сейчас в мире договорились, что здоровье - это половина генетика, а половина - это окружающая среда. И вот сейчас монитор тех или иных изменений в больших городах, рядом с какими-то предприятиями, очень важен для предсказания каких-то патологических процессов, которые будут развиваться в организме. Это вот как бы одна история - это я опять скатываюсь в какой-то медицинский аспект. Ну и, безусловно, вот вся эта зеленая биотехнология, все эти воспроизводимые источники энергии - это все, конечно, в первую очередь, био, потому что это солнце, потому что это те ресурсы, которые восполнимы. И это тоже целое направление развития этой самой биоэкономики.

В. Торин:

- Вот как. Александр Владимирович Масленников, слышите ли вы нас? Ваше мнение по всему этому вопросу…

А. Масленников:

- Резюмируя, хотелось бы сказать следующее. Если говорить про новые магистральные тренды, которые мы сегодня обсуждаем, конечно, придут новые специалисты, и их нужно будет много, и это должны быть глубокие специалисты, которые понимают, что такое исследования и что такое биотехнология…

В. Торин:

- Очень плохой звук у нас с Александром Владимировичем, но я примерно понимаю, о чем он говорит. Он говорит о том, что нужно создавать новых специалистов в России, которых, собственно, будут готовить в магистратуре факультета биологии и биотехнологии Высшей школы экономики. За биоэкономикой будущее! И я, Владимир Торин, прощаюсь с вами!