Валерий Федоров: Русские люди поддержат любое решение Путина
В. Ворсобин:
- У микрофона Владимир Ворсобин. У нас на связи глава Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ) Валерий Федоров.
В. Федоров:
- Добрый день.
В. Ворсобин:
- Вы точно знаете настроения нашей стране. По статистике Института психологии РАН, 53 % молодежи в возрасте от 18 до 35 лет пребывают в откровенной депрессии. А среди поколения 55+ только 21 %. Какая у вас статистика о настроениях в нашей стране?
В. Федоров:
- Депрессия – это такое клиническое состояние. Чтобы его диагностировать точно, надо быть медиком, психологом. Это не наша специальность. Поэтому мы в наших опросах такие диагнозы не ставим. Но мы можем фиксировать некоторые преобладающие чувства, которые людьми владеют. Очевидно, что последние несколько недель наиболее массовое чувство – тревога. Тревожность резко выросла. Это показывают и наши данные, и данные наших коллег. Главным стимулом для мощного роста тревожности стало решение о частичной мобилизации. Если в течение полугода военные действия на территории Украины для абсолютного большинства россиян были войной по телевизору, когда мы понимаем, что идет спецоперация, гибнут люди, взрываются бомбы, войска наступают, отступают, города осаждаются, освобождаются, но прямого личного участия или такого, которое бы захватывало человека через его родственников, знакомых, соседей, коллег по работе, всего этого не было.
Россияне, скорее, ощущали информационную войну и последствия санкций, действительно жестких санкций, которые против нас принял Запад. С этими последствиями мы столкнулись. Видно по магазинам, по брендам, по ценам, по ограничениям на полеты и по многим другим признакам, которые мы фиксируем. Но то, что это дело каждого – спецоперация, этого не было.
А частичная мобилизация переводит дела в другой регистр. Потому что воевать идут гражданские люди. У нас такого не было несколько десятилетий. Война считалась делом профессионалов, добровольцев. Призывников никто туда не отпускал. Когда выяснилось, что все-таки некоторое количество их попало в зону СВО, был большой скандал, их тут же отозвали. А тут человека, который вчера был адвокатом, врачом, учителем, строителем, водителем отправляют на полигон, его учат и отправляют на линию боевого соприкосновения.
Причем 300 тысяч человек, такая квота была объявлена, ожидалось, что все пройдет достаточно быстро, в течение несколько дней, но мы видим, что уже пять недель все происходит. И еще не закончился набор. Из одномоментного действия это превратилось в длительный процесс, он связан с тем, что мобилизация происходит не так, как ожидалось. Много проблем, сложностей, скандалов.
В. Ворсобин:
- Это вызывает тревогу?
В. Федоров:
- Безусловно. Предполагалось, что повестки будут разосланы в течение одного-двух дней, все явятся и отправятся обучаться военному делу. Остальные, кто не попал под повестки, могут дальше жить спокойно. Но все пошло иначе. Поэтому эти страхи продолжаются. Многие не верят, что это будет первая и последняя частичная мобилизация, что ограничатся 300 тысячами человек. Многие не верят, что будут выдержаны критерии. А президент объявил, что под частичную мобилизацию попадают люди служившие, с боевым опытом, достаточно молодые и здоровые, до 35 лет. На практике все совершенно иначе. Берут и не служивших, про боевой опыт никто не вспоминает. И до 35 лет – виртуальная граница. Берут и 45-, и 50-летних.
В. Ворсобин:
- Мы говорим только о тревоге или уже об уровне доверия власти?
В. Федоров:
- Какое может быть доверие власти? У нас с доверием власти все всегда обстояло ужасно последние тридцать лет, по крайней мере. У нас доверяют не власти, а конкретным людям. Это могут быть твои личные знакомые, кто-то в Росгвардии служит или в Вооруженных силах, от них идет информация. Это может быть чиновник или политик.
В. Ворсобин:
- На вашем сайте доверие Путину – 80,9 %.
В. Федоров:
- Я к этому и веду. Это может быть политик, за которого ты голосовал, может быть губернатор. Скажем, в Белгородской области феномен Гладкова. Губернатор не так давно руководит областью, варяг, не из Белгорода. Сегодня область стала прифронтовой. Постоянные обстрелы, люди в тревоге, многие уезжают, многие остаются. От того, как поведет себя губернатор, зависит многое. Повел он себя очень хорошо. Он постоянно на связи, при любом инциденте тут же доносит информацию до людей, что происходит, объясняет. Не увлекается излишним успокаиванием. Делает все, чтобы последствие этих обстрелов устранялись как можно быстрее. И доверие к нему растет.
У президента с доверием все отлично. После начала спецоперации оно выросло значимо, даже по сравнению с данными января 2022 года или декабря 2021 год. И доверие остается на высоком уровне на протяжении всех семи месяцев. После решения о частичной мобилизации мы в течение нескольких дней заметили замешательство. Люди пытались понять, что это значит, как после этого к Путину можно относиться. Но все вернулось на круги своя. Сегодня уровень остается порядка 80 %. Президент – лидер доверия, фигура доверия, источник доверия. А доверие государству, особенно государственным органам как было невысоким, так и осталось.
В. Ворсобин:
- Не появится ли в этом списке доверия политикам новый персонаж – Сергей Суровикин?
В. Федоров:
- Пока он, слава богу, не политик. Правда, у нас в стране судьба генералов, которые становятся суперпопулярными, обычно очень несчастливая. Можно вспомнить маршала Жукова, генерала Лебедя, Рохлина Льва. Суровикин и так в очень сложной ситуации оказался. Не надо его подставлять.
В. Ворсобин:
- Это же социология. Если он будет заметен, будет успешным генералом, то к нему появится доверие народа.
В. Федоров:
- На Украине похожая ситуация. Там есть президент Зеленский и главком Залужный. Трение между ними, напряжение ощущается. Когда все закончится, вполне возможно, что следующим президентом Украины станет Залужный. Уже сейчас там идут пикировки, подсовывание друг другу «дохлых собак». Если война проходит победоносно, если нация, консолидировавшись, побеждает, то ее лидеры, генералы оказываются в фокусе внимания. Самый яркий пример – Дуайт Эйзенхауэр, главком американских вооруженных сил в Европе, который стал президентом США, сидел два срока на этом посту.
В отечественной истории таких прецедентов нет. Всех отстреливали и срезали на дальних подступах. Вряд ли у нас что-то в политической традиции изменится. Дело генерала Суровикина – успешно завершить специальную военную операцию.
В. Ворсобин:
- Настроения россиян загадочные. Очень большое внимание сейчас уделяется молодому поколению, в котором уровень тревожности самый высокий. Это самая боеспособная, продуктивная часть населения. Как их настроения отличаются от настроения более старших поколений?
В. Федоров:
- По крайней мере три десятилетия настроения россиян регулярно изучаются профессионалами. Это и специалисты ВЦИОМа, и Фонд «Общественное мнение», и «Левада-Центр», которого причислили к иностранным агентам. В России около 600 организаций, которые изучают общественное мнение.
В. Ворсобин:
- Есть миф, что из респондентов только один из десяти соглашается пройти опрос.
В. Федоров:
- В принципе, это так. Это для нас обычная реальность последние несколько лет. Но это не влияет на качество наших данных. Никто не знает, что думают те, кто отказывается с нами общаться. Действительно, отвечает меньшинство. Кто-то не понимает, зачем говорить, что они с этого будут иметь. У многих есть опыт: они пообщались, рассказали. А в их жизни ничего не изменилось.
Делятся обычно с близкими, кто может тебе сопереживать, что-то подсказать, стать помощь, опорой, потешить твое тщеславие, самолюбие. А интервьюер – работа другая. Взял интервью и исчез из вашей жизни. Многие не понимают, зачем тратить 15 минут моей уникальной жизни, чтобы отвечать на вопросы. И мошенников очень много. Телемаркетинг, звонки с предложением взять кредит, прийти на обследование. Это людей достает, многие не берут трубки.
С интерпретациями сложнее. Факты мы представляем. А вот почему люди думают так, а не иначе? Есть разные взгляды, есть разные подходы. Кто-то очень критично русских людей оценивает. Называет их быдлом, другими некрасивыми словами. Кто-то считает, что у нас народ умный, опытный, даже изощренный, поэтому он смотрит вглубь вещей, а не поддается на посулы и лживые обещания.
Вы назвали нашу молодежь самой боеспособной и продуктивной. Я не согласен. Она точно не самая боеспособная. Сейчас по мобилизации в основном уходит не молодежь служить. Не самая продуктивная, потому что мы живем в сложное время. Не просто физическая сила и здоровье определяют продуктивность человека. А его знания, образование, компетенции, опыт. У молодежи этого просто нет. Они в самом начале своего пути.
Я думаю, что средний возраст у нас самый продуктивный и боеспособный. Мы выделяем две возрастные группы молодежи – 18-24 и 25-35. Младшая молодежь и старшая. Мы их изучаем. Мы проводим научные опросы, репрезентативные. Мы репрезентируем возрастную структуру нашего населения, которая сложилась. Недавно прошла очередная перепись, ждем результатов. Будем править свои выборки и строго выдерживать в наших опросах возрастную структуру.
Что можно сказать о настроения молодежи? Да, самая молодая группа – 18-24 наиболее фрустрирована. Если взять группу 60+, то это небо и земля. Старшая группа наиболее спокойна, в то же время наиболее вовлечена в происходящее, знает, кто друг, кто враг, поддерживает президента, спецоперацию. А самая молодая группа наименьше вовлечена эмоционально, она волнуется, тревожится, задает вопросы, боится. Мы заметили такие особенности в феврале-марте, когда началась спецоперация, тогда был всплеск молодежной дезориентации. Потом все более-менее стало укладываться. Но сентябрь – очередной перелом, очередные вопросы: зачем идти на фронт? Какие цели мы преследуем спецоперацией? Эти вопросы есть у всех, но молодежь их ближе принимает к сердцу и жестче артикулирует. Те ответы, которые даются, устраивают далеко не всегда. Поэтому сегодня самая молодая возрастная группа и самая проблемная с точки зрения государственной политики и нашей военной и внешней политики.
В. Ворсобин:
- Вы изучали отношение людей к тем, кто уехал? Это та самая молодежь, которая двинула через Верхний Ларс и так далее.
В. Федоров:
- Это тоже не молодежь двинула. Двинули люди постарше. Это старшая молодежь. И часть старшего возраста. Надежной статистики нет, как и нет ее по количеству. Кто-то говорит о 250 тысячах, но пока это вилами по воде.
Относятся к этому так: это их личное дело. Если они решили, что для них и для их семьи будет правильно уехать надолго или навсегда к нашим близким соседям или подальше, это их право. В старшей возрастной группе отношение похуже. Их воспринимают как дезертиров, беглецов, трусов. Но в целом по стране к ним отношение нормальное. Это их дело, у нас свобода выезда, никто железный занавес с нашей стороны границы не опускал. Пока всех выпускают. Поэтому ничего такого они не нарушили. Имеют полное право.
В. Ворсобин:
- Насколько восприимчиво наше население к пропаганде? Есть уровень пропаганды, после которого она просто становится неэффективной?
В. Федоров:
- Это серьезный разговор. Мне кажется, что у нас никакой пропаганды особо нет. И спецоперация 24 февраля началась без всякой пропагандистской подготовки. Главной реакцией было недоумение: а что это значит, зачем и почему? Две или три недели общество пыталось для себя понять, что происходит и почему нам вдруг понадобилась спецоперация. Хотя до этого мы постоянно делали ставку на минские соглашения, обвиняли Киев в том, что он их саботирует, требовали от международных посредников принудить Киев к их соблюдению. И тут вдруг сами начинаем спецоперацию.
Если бы была соответствующая пропагандистская подготовка с жестким промыванием мозгов, думаю, на эти вопросы каждый бы получил ответы. Но ничего подобного не было. Это был сюрприз, как, впрочем, и частичная мобилизация. У нас сейчас есть военная мобилизация, а политической мобилизации как не было, так и нет. Есть определенные попытки объяснить людям цели и задачи спецоперации, президент лично этим занимается. Рассказывает о денацификации, демилитаризации. Но это его задача, обязанность. Он политик, он лидер, должен говорить избирателям, убеждать их должен в правильности своей линии. Но так, чтобы у нас были включены все пропагандистские орудия, чтобы мы подверглись массированной пропаганде, я этого не вижу.
Скажем честно, мы с вами живем в совсем другой медиасфере, чем в 20-30-х годах, когда термин «пропаганда» родился и приобрел современное звучание.
В. Ворсобин:
- Мы еще пропаганды настоящей не видели?
В. Федоров:
- Честно говоря, да. Тогда единственным источником информации для людей было радио. Причем большая черная тарелка, висящая на столбе. Никакой альтернативной информации просто не было. А сегодня мы живем в век перегрузки информацией, избыточности информации, когда гигантское количество телеканалов, интернет-сайтов, Telegram-каналов. Какая пропаганда возможна в такой ситуации? Я думаю, практически невозможна.
В. Ворсобин:
- Пора, наверное, спросить все-таки о том, как эта тревожность, которую мы описали в предыдущих частях нашей передачи, влияет на поддержку той операции, которая сейчас происходит в Украине. То, если уж логически рассуждать, то тревога, непонимание, почему такой бардак в военкоматах и т.д., по идее, должно несколько снизить количество людей, которые одобряли бы эту операцию. Как происходит у нас в российском общественном мнении?
В. Федоров:
- У нас достаточно стабильная поддержка, высокая. Сейчас мы не на пике, пик мы летом где-то отмечали, в первой половине, там порядка до 75% поддерживало. Сейчас где-то около 70%, чуть поменьше. С чем это связано? Не только с мобилизацией на самом деле. Операция – это же военные действия и от того, мы побеждаем, мы наступаем, мы продвигаемся, мы освобождаем или наоборот, мы отступаем, мы теряем наши территории, которые мы считаем своими, захватывает враг, мы несем потери – вот от этого зависит, в том числе, и поддержка спецоперации. Тут мы видим, что пока вектор нерадостный. И если до сентября нам казалось, что пусть и медленно, в час по чайной ложке, но наши войска перемалывают противника, прогрызают бреши в его обороне и пядь за пядью возвращают потерянное нами когда-то, то в сентябре все поменялось. В сентябре наши войска очистили Харьковскую область, а вооруженные силы Украины пытаются прорвать оборону нашу на юге, в районе Херсона, в районе Запорожья, на севере опять пытаются ворваться на территорию Луганской народной республики, которая до этого была полностью освобождена. То есть, военная фортуна продемонстрировала в очередной раз свою переменчивость. И это, конечно, не радует людей. Это тоже шок – как же так? – и это нуждается в объяснении, это нуждается в ответе и в принципе, хотя частичная мобилизация тоже стала шоком, безусловно, но она имеет определенные обоснования. И если бы она началась после побед, это было бы странно, но она началась после поражения в Харьковской области. Для людей, кто этим интересуется, кто следит за обстановкой, это все понятно. Да, тяжелая мера, нежелательная мера, вынужденная мера, но, увы, к сожалению, видимо, иначе уже нельзя. Поэтому пока можно сказать, что поддержка спецоперации на высоком уровне остается, она не растет, она несколько снизилась по сравнению с тем, что было – не намного, так, что есть еще порох в пороховницах, и частичная мобилизация не подорвала поддержки, как некоторые ожидали, но дальше все, конечно, будет зависеть от эффективности наших вооруженных сил.
В. Ворсобин:
- И еще, наверное, от количества погибших среди мобилизованных?
В. Федоров:
- Ну, тут сложнее. Потому что, насколько я следил, за семь месяцев спецоперации официальные данные о наших потерях два раза всего озвучили. В апреле и в сентябре. Причем, они настолько небольшие по сравнению с ожидаемыми, что даже далеко не все верят, что это реальные данные. Поэтому давайте так. Все равно ж никто не узнает, сколько там погибло, да. Вот война в Афганистане шла 10 лет. И цифры потерь мы узнали только после. 13300 человек оттуда не вернулись, это не считая пленных и пропавших без вести. То есть, люди знали, что там гибнут наши соотечественники, исполняющие интернациональный долг, как это называлось, но сколько, какие масштабы были тогда, непонятно.
В. Ворсобин:
- Извините, вы правильно сказали, что мы живем сейчас в открытом информационном мире и, если во времена афганской войны было всего три канала телевизора и радио, то сейчас о каждом из погибших будет известно через Telegram-каналы, как минимум.
В. Федоров:
- Думаю, нет. Напомню, что, хотя интернет у нас, конечно, сильно расширил свободу доступа к информации, все-таки интернет это тоже иерархическая система, а вовсе не горизонтальная. То есть, есть относительно небольшое количество тех, кто пишет, создает новости, информацию. Чуть побольше тех, кто ее транслирует. И огромная доля тех, кто ее просто потребляет. То есть, когда-то считалось, что интернет это горизонтальный канал информации, а телевидение – вертикальный. Но выяснилось, что ничего подобного. Телевидение и интернет – это все-таки средства массовой информации. Так что не надо преувеличивать такого рода возможности. Ну, откуда эти цифры поступят? Есть всего два источника. Либо наши официальные органы, либо официальные органы противоположной стороны. Украина сообщает, что уже 65 тысяч человек погибло якобы. Как мы это можем проверить? Никак. Министр Шойгу сказал тоже – 5000 с небольшим погибло из числа военнослужащих российской. Как мы это можем проверить? Никак. То есть, это вопрос веры. Ну и с верой я пока хочу вас успокоить, с верой министру Шойгу, да и вообще российским официальным данным у нас в России пока все гораздо лучше, чем с верой той дезинформации, которую нам подбрасывают из Киева.
В. Ворсобин:
- Понятно. Все-таки как относятся сейчас люди к возможности перемирия? Или даже можно сказать – мира.
В. Федоров:
- Мир – это хорошо. Мир – это лучше, чем война.
В. Ворсобин:
- Да, конечно. Но ведь интересные получаются данные. Большинством одобряют спецоперацию, и при этом то же самое большинство очень хочет мира.
В. Федоров:
- Я лично никакого противоречия тут не вижу. Не случайно сам Путин говорит о том, что мы готовы к переговорам. Просто сам по себе мир наступить не может, это ж понятно. Для того, чтобы военные действия закончились, должно быть заключено для начала перемирие, а потом уже мир. Вот так было в 2014 году с минскими соглашениями. Они подвели черту под военными действиями. Так что сейчас необходимы переговоры. И мы к этим переговорам готовы, как неоднократно высказывалось на самом высоком уровне. Но к ним не готова другая сторона. То есть, не готов Киев. Поэтому, увы, при всем желании добиться мира у нас абсолютное большинство россиян отдает себе отчет, что к переговорам пока Украина не готова и значит остается только е принуждать.
В. Ворсобин:
- Да, я понимаю, но ведь любые переговоры – это возможность компромисса. Готово ли наше общественное мнение пойти на какой-то компромисс, на какие-то уступки?
В. Федоров:
- Пока вопрос не обсуждается особенно. Я думаю, тут одна из причин – это то, что довольно абстрактно все-таки цели спецоперации сформулированы. Денацификация допускает довольно-таки широкое толкование. Вот, скажем, в рамках денацификации Зеленский должен уйти или нет? Или демилитация. Это что значит? Армия 30 тысяч человек на Украине или 300 тысяч? И так далее и тому подобное. Путин, как суперопытный политик, конечно, старается не связывать себе руки и готов к маневрам, очень широким. Вот, кстати, обмены пленными, которые идут и которые регулярно вызывают возмущение нашей патриотической общественности, они показывают, что риторика риторикой, но реальные компромиссы возможны.
В. Ворсобин:
- Двери остаются открытыми все равно?
В. Федоров:
- Безусловно. Ну, представьте, азовцев там часть выдали, а часть экстрадировали в Турцию с обязательством до конца вооруженных действий не возвращаться на Украину. Ну, кто об этом мог помыслить? Но это стало реальностью. Вот она реал-политик…
В. Ворсобин:
- Но общественное мнение пример в случае такого большого торга наверху, примет ли плод этого торга наше общество, которое за год все-таки привыкли к мысли, что мы обязательно победим, Украина будет денацифицирована, будет взят Киев и т.д.?
В. Федоров:
- Во-первых, к Путину очень большое доверие, мы сегодня уже говорили, но я хочу уточнить – а в чем же ему доверяют? Ему в основном и прежде всего доверяют как стратегу, как руководителю внешней политики нашей страны, как человеку, защищающему интересы страны. Не свой карман, а интересы страны в целом. И его считают еще и очень талантливым и очень эффективным руководителем именно в этой сфере. То есть, мы можем критиковать – да, мы не такие богатые, как хотелось бы, не так у нас все ярко и кучеряво, но вот независимую внешнюю политику, защищающую наши интересы, мы проводим. И за это спасибо Путину. Вот это его политический капитал, может быть, главный политический капитал, который есть. Поэтому, когда наши коллеги из Левада-центра спрашивают, а вы готовы к решительному наступлению на Киев, мы ж на Киев не наступаем сейчас, у нас более скромные задачи, но вот вначале наступали, до апреля, вот вы готовы к новому наступлению? И там порядка 60% говорят – да, готовы. И тут же вопрос этим же самым людям – а если Путин начнет мирные переговоры, вы его поддержите? Да, поддержим. И доля поддерживающих в первом и во втором случае практически одинакова. То есть, Путин начал эту спецоперацию, Путин понимает, для чего она нужна, и Путин же должен ее завершить в тот момент, когда он посчитает, что для этого сложились все условия. Поэтому пока мы действительно доверяем Путину в вопросах войны и мира – это абсолютный факт. И никакого противоречия я тут не вижу.
В. Ворсобин:
- То есть, у нас большинство отказывается от своего личного мнения, получается? Оно полностью доверяется главнокомандующему и не хочет оценивать ситуацию самостоятельно?
В. Федоров:
- Ну, во-первых, некоторые вообще никак не оценивают и у них для этого недостаточно компетенций и недостаточно источников, и они в этом себе отдают отчет. Этих людей я очень уважаю, потому что вопросы войны и мира действительно очень сложны и дезинформации в публичном поле, к сожалению, циркулирует гораздо больше, чем реальной, правдивой информации. Во-вторых, есть, конечно, люди, у кого есть свое мнение и которые готовы его отстаивать, но для большинства и в первой, и во второй группе Путин – это авторитет. Я вам приведу один пример, очень яркий, из 2003 года. Все вы, наверное, забыли, что тогда американцы вторглись в Ирак под надуманным совершенно предлогом – якобы нашли там признаки создания оружия массового поражения. Когда пришли, выяснилось, что нет никакого оружия, все это была фальсификация, но уже было поздно. И, конечно, во всем мире поднялось огромное возмущение, не только в России – во Франции, в Германии. Тогда даже кто-то запустил такую «утку», что типа сейчас создается ось Москва-Берлин-Париж антиамериканская. И вот тут Путин заявляет во всеуслышанье – мы не желаем американцам поражения в Ираке. Представляете? И опросы показали, что после этого общественное мнение России по этому поводу скорректировалось.
В. Ворсобин:
- И я хочу поговорить об экономике. По свежему опросу ВЦИОМ большинство россиян не имеют никаких накоплений. Правда, большинство такое – 51%, поэтому сейчас заголовки в СМИ – одни пишут: не имеет большинство, другие, что почти половина имеют накопления.
Как вы оцениваете уверенность людей в сегодняшнем дне?
В. Федоров:
- Конечно, люди себя чувствуют ненадежно, мы в центре циклона. Даже если кажется, что море спокойное, но как бы надо смотреть чуть дальше. Действительно, весь мир находится в состоянии турбулентности не первый год. И эта турбулентность только растет. Напомню, что и военные действия, которые у нас 24 февраля стартовали, им же тоже предшествовали очень мощные вспышки напряженности. А война армяно-азербайджанская 2020 года? За Карабах. Кстати, периодически там перестрелки с большими потерями. И так явно будет продолжаться, пока не будет заключен прочный мир.
Другие есть напряжения. Вот кризис рукотворный вокруг Тайваня возник недавно. И буквально на каждом континенте есть свои разломы тектонические. И все не здорово. И думать, что в такой ситуации люди будут иметь уверенность в завтрашнем дне странно. Это касается жителей нашей планеты в целом.
Но есть еще и дополнительная специфика российская. Все-таки у нас за последние тридцать лет шестой крупный экономический кризис. В среднем раз в пять лет нас сильно трясет. Вот американцев раз в десять лет трясет, а нас – раз в пять. Поэтому у нас жизнь как на вулкане. И естественная реакция людей – это все сидят на измене, все ждут чего-то. Ждут и готовятся. Но готовятся по-разному: кто-то что-то запасает, кто-то продукты, спички, соль, кто-то – доллары, кто-то рубли. Кто-то, наоборот, от валюты и наших рублей избавляется, потому что любой кризис – это обесценение валют. И нужно держать все в чем-то реальном, физическом – то, что можно пощупать, например, в квартире или в холодильниках.
У всех есть свои лайфхаки, свои приспособления. С одной стороны, мы очень тревожны, мы не верим в том, что стабильность надолго, нам всегда ее не хватает. С другой стороны, мы имеем свои способы приспособления к ней. Исключение – молодежь. Она самая незащищенная, потому что у нее такого опыта нет, те кризисы, которые мы переживали, они прошли стороной. Это люди находились под защитой своей семьи. А вот сегодня им впервые приходится переживать этот кризис самостоятельно.
В. Ворсобин:
- А как это психологически происходит? Это атомизирует население по принципу «моя хата с краю». И все готовятся отдельно к большому цунами. Или это мобилизует население, соединяет страты и делает нас единым народом?
В. Федоров:
- Каждый сам за себя, безусловно. Государство было и остается средоточием надежд, все с жалобами, с просьбами к нему бегут, а лучше всего лично к Путину, как к доброму такого лику государства нашего, а не к какому-нибудь чиновнику замшелому, от которого что-то ждать бесполезно. Но при этом каждый рассчитывает на себя. И каждый сам устраивает свою судьбу. Все после 91-92 года поняли, что надеяться всерьез на государство не стоит, ты сам отвечаешь за себя. И единственное, на кого ты можешь рассчитывать, это твоя семья, которая тебе может помочь в трудную минуту.
В. Ворсобин:
- Вы долгие годы наблюдаете за развитием нашей страны, народа. Социология – это великая наука, граничащая с философией.
В. Федоров:
- И народ наблюдает за нами.
В. Ворсобин:
- Вы видите, куда мы развиваемся? Каким народ будет через некоторое время?
В. Федоров:
- Тут зависит от того, как мы выйдем из этой турбулентности. Тут есть разные прогнозы. Многие полагают, что это лет на пять-десять, а то и пятнадцать, мы так попали серьезно всей планетой. Но я не пророк. И у меня нет магического шара, посмотрев в который, я мог бы сказать, что русский народ возродится или, не дай бог, распадется.
В. Ворсобин:
- Но вы видите тенденцию. Вы смотрите дальше нас всех.
В. Федоров:
- Из того, что я вижу, самые серьезные шоки 90-х годов постепенно изживаются. Нарастает социальная ткань новая, становится чуть больше доверия в обществе, чуть больше мы верим в свои силы, владеем собственным капиталом и финансово, и социально, и так далее. Но, к сожалению, все эти кризисы, шоки, которые у нас регулярно происходят и сейчас не исключение, они вот этот наш капиталец небольшой регулярно обнуляют. Только мы привстанем, и снова по голове!
В. Ворсобин:
- Как птица Феникс наша страна.
В. Федоров:
- Стремительным домкратом. Поэтому очень тяжело, конечно, нам. Вспоминается только Столыпин: дайте мне двадцать лет без войны, вы не узнаете Россию. Ну, можно делать поправку «не только без войны», но и без кризисов таких вот ураганных. Но не получается. И пять лет не получается. Поэтому все наши усилия пока не приближают нас к тому, чтобы Россия была по-настоящему богатой, свободной и спокойной, стабильной страной. Пока не получается. Но мы продолжаем бороться.
В. Ворсобин:
- Дай бог! И если не мы, то наши потомки заживут спокойной жизнью.
Спасибо! С нами был Валерий Валерьевич Федоров, глава ВЦИОМ. И Владимир Ворсобин, ваш покорный слуга. До свидания!
